Так ведут себя все насекомые.
Поэтому я схватила свой альбом и направилась на урок рисования.
В тот день мисс Беккет объявила наш последний проект.
– На этой неделе, – сказала она, – вы будете рисовать автопортрет.
«Автопортрет», – эхо раздалось у меня в голове. Флуоресцентные лампы в кабинете рисования, казалось, загудели громче.
Я подумала о пауках и мотыльке в моём шкафчике.
– Ваш автопортрет, – продолжала мисс Беккет, – должен быть чем-то совершенно уникальным, чем-то, что можете создать только вы, чем-то, что отражает вашу… сущность.
Я потеребила серёжки.
«Моя сущность», – задумалась я. Мне нужно было запечатлеть её.
Так что на следующие несколько дней я выбросила из головы пауков, мотылька и свой шкафчик и только рисовала.
Остальные ученики – Оливия Гонсалес, Эмма Грин и Дилан Джонсон – нарисовали только свои лица, крупным планом, как на школьной фотографии.
Я сделала по-другому.
Я нарисовала своё тело целиком – свои высокие ботинки, блестящие ногти, тёмную толстовку с капюшоном. Я нарисовала себя стоящей, ближе к одному краю листа.
Наконец, в конце недели, я подняла руку и показала свой автопортрет мисс Беккет.
– Думаю, я закончила, – заявила я.
Стоя у моей парты, она переводила взгляд с рисунка на меня.
– Это замечательно, – сказала она. – Такое точное сходство. – Она прищурилась. – Не хватает только одной детали.
Она подёргала себя за уши.
«Мои серёжки», – зазвенело у меня в голове. Каким-то образом я их забыла.
Я кивнула. Мне показалось, что искра пробежала от моих ушей к пальцам. Я схватила карандаш. В тех самых местах, где они должны были быть, я дорисовала три серьги – финальные детали.