Тринадцать

– Другое дело, – произнесла мисс Беккет, заглядывая мне через плечо. – Вот это Сапфира, будущий художник.

Я не смогла сдержать улыбку.

Мисс Беккет назвала меня Сапфирой.

Мне удалось. Я больше не Эмма Дэвис.

Там, на листе, была новая я. Мои блестящие ногти. Мои высокие ботинки. Мои три серёжки.

Я была единственной в своём роде.

Когда прозвенел звонок, я отнесла свой автопортрет в шкафчик.

Я вспомнила о разбегающихся пауках и порхающем мотыльке. Мысль, которая всё поднималась, поднималась и поднималась, словно дым из вулкана, снова всплыла в моей голове.

Но я задвинула её. Как обычно. Я открыла шкафчик. Я взяла свой автопортрет и положила его на верхнюю полку.

«Не закрывай дверцу, – прозвучал мой внутренний голос. – Возьми свой рисунок и разорви его. Порви его в клочья».

Я встряхнула головой. Этот автопортрет – лучшее, что я когда-либо рисовала. Я точно передала все детали.

Я запечатлела свою… сущность.

Я захлопнула дверцу.

* * *

Возвращаясь к своему шкафчику в конце дня, я замедлила шаг.

Стоя у шкафчика, я ничего не почувствовала.

Ни шевеления перебирающих лапками пауков. Не трепета порхающего мотылька.

Я чувствовала только себя.

Поэтому я потянулась к замку и ввела комбинацию. 13–31–13.

Когда я открыла дверцу, я вытаращила глаза и закрыла рот ладонью.

Там была она. Стояла в моём шкафчике с закрытыми глазами. У неё были блестящие ногти, высокие ботинки и тёмная толстовка с капюшоном.