— Скоро нам новую квартиру дадут. Тогда, пожалуйста, приходите, — сказала мать.
— Георгию Николаевичу и тут у нас очень понравилось! — ответила Ната.
Георгия угостили чаем.
— Видите, какие интересные у меня родители! — сказала Ната, провожая.
Стоя посреди комнаты, Нина смотрелась в зеркало, то надевая, то снимая темную накидку. Георгий рассказал про новые знакомства.
— А ты помнишь, что мы сегодня приглашены?
— Я живо переоденусь… У нее два брата в армии, еще два учатся. Завтра приглашают меня на рыбалку. Поедем утром вместе с Натой и с ее отцом?
— Нет…
— Но почему же?
— Я буду прибираться. Завтра придет Таня.
— А мне можно ехать?
— Как можно художнику что-то запретить! — с оттенком неприязни ответила Нина. Георгий, кажется, не обратил внимания.
— Я сказал им, что они потомки героев, землепроходцев, а мать ее отвечает: «Какие уж! На шее у дочери сидим!»
Нина присела и стала серьезней. Она облокотилась на колени, не замечая, что мнет свое новое платье.
— А ты думаешь, война все-таки будет?
— Обязательно будет, — ответил Георгий. — Только не скоро.
У Нины отец, мать и сестра в Белоруссии. Она тяжело переживает разлуку, и всякое сообщение об угрозе войны глубоко тревожит ее.
Беспокойство Георгия иное. С самых первых дней знакомства с ним ее всегда трогало, что Георгий всем интересуется, он тревожится за судьбы людей, даже таких, которые, казалось бы, бесконечно далеки ему. У него тревожная, отзывчивая душа. И все это при его кажущемся легкомыслии, даже мальчишестве.
— Между прочим, я иду в гости без особенного желания, — вдруг сказала Нина. — Знаешь, у меня какое-то неприятное предчувствие.
— В таком-то платье роскошном? Зачем же ты его шила? Нет, пожалуйста, сверкни! Предчувствие — это предрассудок.