— Да не парься ты. Мы живем в двадцать первом веке, в конце концов. Липосакция, лифтинг, импланты. Они все исправят, клянусь.
— Да, но только для того, чтобы это все иметь нужно быть замужем за старым миллиардером, который сдохнет и оставит все свое наследство тебе.
— Да зачем же за миллиардером? Достаточно за миллионером. Кстати знаю несколько молодых ребят… Стой, а как же Томас? Ты же про него говорила? Про пьяницу?
— Ты думаешь он чего-то стоит? Все его прошлые рассказы всего лишь глупые мечты, не подкрепленные никакими поступками.
— М-да, а ведь он был одним из лучших в нашей школе.
— Видимо этого недостаточно. В последнее время… Жалею о том, что женилась на нем.
— В финансовом плане понятно. А как же любовь? — спрашивал Дэнни.
— Это давно уже не любовь. Это долг. Сейчас мы просто обязаны быть мужем и женой и говорить, что любим друг друга.
Дэнни закурил сигарету, шипя сквозь зубы.
— Вот это ты попала, подруга. Я бы тебя конечно выручил по старой дружбе, но ты не пойдешь на такую авантюру… Нет, это не для тебя.
— Сейчас я готова на все, лишь бы выбраться из этого дерьма.
— Прямо на все?
— Да…
— Знаешь, всегда мечтал тебя трахнуть…
— Я же сказала — на все!
Диана вновь начала получать оргазмы. Томас был не способен так ее трахнуть даже подростком. Она снова почувствовала себя девушкой. Живой и красивой, которую не просто пялят, а дарят ей удовольствие. Она не испытывала стыда, совесть не грызла ее слабое сердце. От факта измены она приходила в восторг. Словно мстила своему паршивому муженьку за никчемную жизнь и кайфовала с этого.
Дэнни давал ей деньги на карманные расходы, водил в рестораны и бутики. Он обещал исправить ее тело — сделать ее юной и подтянутой, какой она была когда-то.
Но самым дорогим подарком были серьги. Золотые серьги с вставками из платины и бриллиантом в каждой. Эксклюзивное новшество для личной шлюхи ковбоя Дэнни.
Затем она узнала про увольнение Томаса и впервые подумала о том, что он пережил за это время. Наверное, то же самое.
Именно поэтому он начал пить как проклятый. Именно поэтому седина въелась в его волосы и щетину, а морщины пробивали кожу. Они — отвергнутые узники своей любви, которые совсем забыли друг про друга.