— Некорректно! Зачем напоминать Троцкому его прошлое? Да еще в такой форме: Троцкий-де «по недоразумению» причисляет себя к старой гвардии большевиков. Это разжигает страсти!
— Ты что же, хочешь, чтобы большинство ЦК утиралось, когда ему в лицо плюют? — запальчиво возражал Костя. — Генеральный секретарь ЦК не мог пройти мимо клеветы о «перерождении» большевистских кадров.
— Можно было вежливо ответить.
— Почему же ты не требуешь вежливости от Троцкого?
— Я и от него требую. Я его не одобряю.
— Но он первый начал! Пусть бы признал ошибку, тогда бы с ним и разговаривали мягко.
— Да что ты раскипятился? — улыбался Саша.
— Как же не кипятиться? Ты, как ребенок, поддаешься гнилой дипломатии! Валишь с больной головы «а здоровую… Хочешь приписать обострение борьбы большинству ЦК. Разве ЦК напал первый?
— Вот из такой горячности, как у тебя, — рассудительно замечал Саша, — и вытекает раскольничество и фракционность.
— Из моей горячности они вытечь никак не могут, потому что я отстаиваю позиции большинства. Тебе хочется мира в партии, — мне тоже; но раз какая-то группа срывает с таким трудом достигнутое единство, то без борьбы с ней мира восстановить нельзя. Тут уж нечего плакаться, коли ей влетит по первое число.
От «дискуссионных» тем некуда было деться. Они мешали нормальному течению работы и жизни. Сидя за чашкой чая (Пересветовы так редко проводили вместе часок-другой), Оля брала в левую руку газету и, не дожевав куска хлеба с маслом, восклицала:
— Смотри, что говорит Сапронов: будто ЦК «до сих пор старался задерживать развитие партии»!
— Старался? — переспрашивал Сандрик, который теперь особенно часто приходил чай пить к Пересветовым. — Так и сказал: «старался»?
— Да вот, читай. Не то что, дескать, ошибался и этим задерживал, а «старался», — стало быть, задерживал намеренно. И это говорит член партии!
— Не его ли они пришлют содокладчиком на завтрашнее собрание ячейки? — предположил Костя.
— Нет, — отвечал Флёнушкин, — наше партбюро сговорилось уже с другим, Радеком. От ЦК явится, говорят, Каменев. А вы про семейную драму Кувшинникова слыхали? Между супругами кипит идейная война. Плетнева-то в стане «партаппаратчиков».
— Для Таси эта война совсем некстати, — пробормотала Ольга. — Она ждет ребенка.
На лестничной площадке, в пелене табачного дыма, спорило человек двадцать. В середине маячили две головы — косматая, Геллера, и стриженая — молодого слушателя философского отделения Окаёмова, возглавлявшего в этой жаркой схватке «цекистов». Здесь же Вейнтрауб кружился ястребом, подкарауливая очередную жертву своего красноречия.
— Послушайте! — ловил он кого-то за рукав. — До чего ваш Калинин договорился, вот, читайте!
— Почему «ваш»? Он и ваш тоже, он председатель ЦИК.