Круча

Пока шли, встретили Костю.

— Знаете, — сказал он, — резолюция эта одна из самых неприятных. Ваша бывшая альма-матер — это как-никак отборные кадры со всего Советского Союза. Как же это они, а? Принять резолюцию Преображенского после того, как московский актив ее отверг фактически единогласно!

— А твой Кувшинников? — заметил Сандрик. — Сидел бы он в аппарате, самого бы сейчас лупили, а на положении безответственного студента почему других не лупить?

Ян лежал, закрывшись одеялом до подбородка, и в ответ на расспросы едва цедил. В зал кроме свердловцев набилось порядочно оппозиционеров из других вузов, контроля у дверей не поставили, вот резолюция Преображенского и натянула себе лишние голоса.

— Ну уж, там и своих оппозиционеров достаточно, — возразил Флёнушкин.

Обострение было такое, что не могли избрать один президиум, голоса разделились между двумя списками. Так «два президиума» и сели за стол. В разгар прений приехал Каменев. Получив слово, взбежал на трибуну, сбрасывая пиджак на стул и засучивая рукава рубашки.

— Я думал, он переломит настроение, — вспоминал Ян.

Авторы резолюции, по его словам, сфокусничали, как и везде, начали «за здравие», а кончили «за упокой»: ЦК-де берет правильный «новый курс», чем и доказывает ошибочность прежнего, — за что и «осудить ЦК».

— Спи спокойно, дорогой товарищ, — уходя, пожелал Яну Сандрик. — Желаю тебе увидать во сне Преображенского. Обложи его покрепче. Наяву ты не сквернословишь, а во сне тебя никто не услышит.

— Пошел вон, зубоскал! — напутствовал его Скудрит, пряча под край одеяла невольную улыбку.

В круглом Свердловском зале Кремля две ночи заседало собрание шестнадцати партийных ячеек объединенной военной школы имени ВЦИК.

Тихана Нагорнов еще раньше, прочтя в «Правде» статью Сталина, пришел к Косте Пересветову в институт. Это было их первое свидание после девятнадцатого года, и все же о личных делах они почти не говорили. Как ни хотелось Косте, чтобы Тихана досказал все про его поездку с Лениным на охоту, — не до этого было. Нагорнов выпытывал у него подробности о дискуссии и разногласиях. Он понимал дело попросту: Троцкий, пользуясь болезнью Ленина, «хочет на его место».

Что до революции Троцкий был меньшевиком, об этом только теперь Тихана услышал, и у него с болью вырвалось:

— Ведь не один Владимир Ильич, а и все, кто с ним, для меня святыми были!..

В последнюю дискуссионную ночь девятьсот кремлевских курсантов, членов и кандидатов партии, отвергли одно за другим несколько предложений о переносе собрания еще раз, за поздним временем, на завтра. Выслушав речи двадцати трех ораторов, они в седьмом часу утра единогласно приняли резолюцию, одобрявшую деятельность ЦК.

Оппозиционеры внесли было свою — о «недоверии ЦК», но, видя, что провалятся, сняли ее и поддержали половинчатую, которая, одобряя работу ЦК, отмечала теневые стороны партийной жизни. Однако собрание и эту резолюцию отвергло.

Нагорнов сразу после собрания, в восемь часов утра, вызвал Пересветова к телефону и горячо объяснял ему:

— Наше дело поддержать ленинский Центральный Комитет, а недостатки он сам знает, чего нам их перечислять?.. Ты не ругайся, Андреич, коли я тебя рано разбудил, такое дело, что спать не мог лечь, тебе не позвонивши…

— Ну, ребятки! — сказал, входя вечером к Шандалову, где компания была в сборе, Элькан Уманский и взъерошил себе волосы на голове. — Чего я сегодня наслушался! Вот уж действительно «вузят»!

Словечко «вузят», взамен «бузят», гуляло по Москве в последние недели.