Уходящее поколение

22
18
20
22
24
26
28
30

— Черновик рассказа «Невеста», примечательного для Чехова по тематике: о девушке, ставшей революционеркой. Жаль, что Антон Павлович даже до пятого года не дожил, а из большевиков, должно быть, ни с кем не встречался. Обогатилась бы, может, русская литература плеядой героев того времени.

Сацердотов привез в подарок Пересветовым маленький саженец дальневосточного кедра и следующим утром посадил у них в саду, посвятив Ирину Павловну в тайны выхаживания деревца.

— Авось пощелкаете когда-нибудь своих кедровых орешков, — пошутил он.

— Научите уж заодно, как до того времени дожить?

— Очень просто: жить тут безвыездно каждый год, гулять по лесу каждый день и в Москву ни ногой. По полтораста лет обоим вам гарантирую.

Местность ему нравилась. Равнина и смешанный лес вокруг напоминали пензенские ландшафты. Костя признался, что именно это заставило его сразу согласиться с выбором жены, когда присматривали место для дачи.

Побродили компанией по лесу. Костя уже знал в нем каждую тропинку, помнил чуть не каждый куст, под которым нашел белый гриб, но в древесных породах разбирался плоховато, а в названиях трав и кустарников проявлял себя круглым невеждой. Сацердотов решил, что сводит его в ботанический сад МГУ, а если время позволит, то и в большой государственный. Ознакомит с растительным царством всего мира.

Ирина Павловна с ними в лес не ходила и, когда они возвращались, вышла из калитки встречать вместе с каким-то высоким смуглым мужчиной в шляпе и светло-сером костюме.

— Кто-то к нам приехал, — сказал Пересветов, а когда подошел ближе, вскричал: — Сандрик?!

Они обнялись.

— Да ты, брат, в шляпе! Я не сразу узнал тебя издали.

Церемонно притрагиваясь к шляпе, Флёнушкин сказал:

— Фасон «И сопровождающие их лица»!.. Соскучился по Москве. Приехал по делам завода; хочу заодно в Госплан наведаться, прощупать, нельзя ли к ним вернуться двадцать пять лет спустя.

В Казани он в конце тридцатых годов из плановых органов перевелся на машиностроительный завод, во время войны работавший на оборону. С Пересветовым они переписывались, но в Москву Флёнушкин выбирался не каждый год.

Ирина Павловна накормила всех обедом, после чего Флёнушкин посидел в компании на террасе и поделился забавным приключением. В день его прибытия в столицу на стадионе в Лужниках играл «Спартак», и Сандрик не преминул отправиться туда, прямо «с корабля на бал».

— Соскучился по большому футболу, — рассказывал он, — а главное, жаждал повидать в натуре стадион имени Ленина. К началу матча запоздал, но все же раздобыл билет на Западную трибуну, отыскал место и усаживался поудобнее, как вдруг спартаковского форварда снесли в штрафной площадке «Локомотива». «Пендель! — закричал я и, кажется, даже вскочил на ноги. — Пендель!»

«Что вы бранитесь?» — обернулась соседка по скамье. Смотрю, недурненькая девица лет семнадцати, с подведенными синькой веками, в белом свитере и синих узеньких брючках.

«Бранюсь? — удивился я. — Ах, извините, говорю ей, когда мы играли в футбол, мы говорили «голь» вместо «гол» и «пендель» вместо «пенальти»…» Ну, выяснилось, что она болеет за «Спартак», и мы поладили. Вижу, она осматривается, кого-то ищет. Оказывается, поджидает опоздавшего приятеля. Перед самым перерывом говорит мне: «Билеты мы с ним рядом брали, вы на его месте сидите».

Как так? Вынимаю из кармана свой билет: действительно, сижу на чужом месте.

«Да уж он, видно, не явится, сидите, — говорит. — Надул. Ну и черт с ним. Знаете что? Давайте с вами в перерыве дойдем до буфета, раздавим цыпленка на двоих».