— Нет.
— Вроде нет.
— Вообще разбойники были, конечно, и легендарные разбойники тоже, но они все плохие.
— Тогда почему вы поете про Робина Гуда как будто он хороший?
— Так это в Англии, там все по-другому.
— Что по-другому?
— Там страна маленькая, и все, кто против власти, могли уйти только в лес, который в двух шагах от дома.
— А у вас? — Уинстон уже догадывался насчет ответа.
— А у нас в ближние леса уходили только плохие люди, разбойники. Честный крестьянин, чуть что ему не по нраву, мог сняться с места хоть всей деревней и свалить в необжитые леса на восток, на север, или на юг. Север, конечно, на любителя, а вот с Дона выдачи нет.
— На Дону был ваш Шервудский лес?
— Круче. Там жили казаки. Татары и поляки воевали с Русью, а казаки с татарами и поляками. Потом казаки присоединили свою Украину к России.
— Они же были беглые разбойники и, как это по-русски, оппозиция, разве нет?
— Да, но царь-батюшка добрый и всех простил.
— Почему?
— Потому что казаки, конечно, разбойники, но свои. Русские, православные и воюют с врагами России. У нас страна большая, поэтому людей всегда не хватает. Сама Россия в некотором роде стала Шервудским лесом для Европы.
— Как это?
— К нам уезжали европейцы, которым было душно в своих странах. Военные, ученые, управленцы. Мы их всех принимали как родных, водили в баню, поили водкой, крестили в православие и венчали с нашими девушками.
— У вас были лишние девушки?
— Да у нас всю историю мужчин не хватало. Не многоженство же вводить, — вступила Маша, — А в Европе в это время наоборот, был избыток мужчин, и они убивали друг друга на дуэлях из-за женщин.
— Давай напоследок про любовь, — сказал гитарист.