— А никакой тайны и нет, — сказал матрос.
— Почему же тогда нас не пускают на корму?
— Мне дали приказ, и я его выполняю. А зачем тебе туда? Там ничего нет.
— Я хочу посмотреть, — сказал Фелипе.
— Ничего ты там не увидишь, парень. Оставайся здесь, раз пришел. Туда не пройдешь.
— Отсюда я не пройду? А в эту дверь?
— Если сунешься в эту дверь, — сказал матрос, улыбаясь, — мне придется расколоть тебе череп, как орех. А у тебя красивая голова, и мне не хочется колоть ее, как орех.
Он говорил медленно, подбирая слова. Фелипе с первой минуты знал, что такой зря говорить не будет и что лучше ему остаться там, где он есть. И в то же время ему нравилось, как ведет себя этот мужчина, его манера улыбаться в то время, как он угрожал раскроить ему череп. Он достал сигареты и протянул ему. Тот помотал головой.
— Это курево женское, — сказал он. — Покури-ка моего табачку, морского, и сам поймешь.
Часть змеи исчезла в кармане и вынырнула с черным матерчатым мешочком и книжечкой папиросной бумаги. Фелипе сделал было жест отказаться, но мужчина оторвал один листок и отдал Фелипе, а второй оторвал для себя.
— Я тебя научу, смотри. Делай как я, приглядывайся и делай как я. Смотри, насыпаешь сюда… — Мохнатые пауки ловко заплясали вокруг листка бумаги, потом матрос поднес руку ко рту, как будто играл на губной гармонике, и в пальцах у него оказалась ладная сигарета.
— Видишь, как просто. Нет, так у тебя все высыпется. Ладно, кури эту, я себе сделаю другую.
Взяв сигарету в рот и почувствовав, что она мокрая от слюны, Фелипе чуть не выплюнул ее. Матрос смотрел на него, смотрел все время и улыбался. Он принялся сворачивать свою сигарету, потом достал почерневшую зажигалку. От густого едкого дыма Фелипе задохнулся, но жестом показал, что оценил и что благодарит.
— Ты много дыму-то не глотай, — сказал матрос. — Он для тебя крепковат. Сейчас увидишь, как здорово он идет с ромом.
Из жестяного ящика под столом он достал бутылку и три оловянных стаканчика. Синяя змея наполнила два стаканчика и один подала Фелипе. Матрос сел рядом с ним, на ту же скамью, и поднял стаканчик.
— Here’s to you[47], парень. Сразу все не пей.
— Хм, хороший, — сказал Фелипе. — Наверняка, это антильский ром.
— А как же. Так значит, тебе нравится и мой ром, и мой табак? А как же тебя зовут, парень?
— Трехо.
— Трехо, хм. Но это же не имя, это фамилия.