— Пожалуйста, не начинай перечислять свои потребности, — сказал Рауль и допил виски. — Я столько раз видел, как ты портила майонез своей жизни, не вовремя добавляя соль или лимон. А кроме того, мне глубоко начхать, как ты относишься к Лопесу и что тебе необходимо в нем понять.
— Monsieur est fache?[65]
— Нет, но ты гораздо более здрава в рассуждениях о литературе, чем в чувствах, довольно обычная вещь у женщин. Заранее знаю: ты скажешь, что я в них не разбираюсь. Так что воздержись от замечаний.
— Je ne te le fair pas dire, mon petit[66]. Но может, ты и прав. Налей мне глоточек этой гадости.
— А завтра у тебя язык будет обложен. Пить виски ночью тебе вредно, кроме того, он очень дорог, а у меня с собой всего четыре бутылки.
— Ну дай немножко, мерзкий вампир.
— Иди возьми сама.
— Я голая.
— Ну и что?
Паула посмотрела на него, улыбнулась.
— И что, — сказала она, поджимая ноги и выпрастывая их из-под простыни. Нащупала на полу тапочки, Рауль досадливо следил за ней взглядом. Потом прыжком выпрямилась, швырнула простыню ему в лицо и пошла к полке, на которой стояли напитки. Ее спина четко рисовалась в полутьме каюты.
— Попка у тебя ничего, — сказал Рауль, освобождаясь от простыни. — Пока что никаких жировых отложений. Ну-ка, а спереди как?
— Спереди тебя меньше интересует, — сказала Паула тоном, который его бесил. Она плеснула виски в большой стакан и пошла в ванную разбавить водой. Медленно вернулась в каюту. Рауль посмотрел ей в глаза, перевел взгляд ниже, оглядел грудь, живот. Он знал, что сейчас произойдет, и был готов, и все-таки от пощечины голова дернулась, и почти тут же он услышал, как всхлипнула Паула и глухо ударился о ковер неразбившийся стакан.
— Теперь всю ночь в каюте не продохнешь, — сказал Рауль. — Лучше бы ты его выпила, все-таки у меня есть с собой алка-зельтцер.
Он склонился над Паулой, рыдавшей в подушку. Погладил ее плечо, чуть выступающую лопатку, пальцы скользнули по узкой центральной ложбинке и остановились у поясницы. Он закрыл глаза, чтобы представить тот образ, который ему хотелось видеть.
«…Любящая тебя Нора». Она еще раз поглядела на свою подпись, быстро сложила листок, надписала адрес и заклеила конверт. Сидя на постели, Лусио пытался читать номер «Ридерс дайджеста».
— Уже поздно, — сказал Лусио. — Ты не ложишься?
Нора не ответила. Положила конверт на тумбочку и, захватив ночную рубашку, пошла в ванную. Лусио казалось, что вода в душе будет литься бесконечно, и он пытался отвлечься проблемами летчика из Милуоки, который в разгар боевой операции обратился в анабаптизм. Но в конце концов сдался и решил ложиться спать, однако прежде надо было дождаться своей очереди умыться, а, может, она… Пересилив себя, он подошел к двери ванной, нажал на ручку, но дверь не открылась.
— Не можешь открыть? — спросил он как можно более естественно.
— Не могу, — послышался голос Норы.