Эмми, неудачливая девственница, появилась в дверях.
— Все готово, дядя Джо, — сказала она и сразу испарилась.
— Завтракать, — объявил ректор, подымаясь.
Все встали.
— Я не могу остаться! — слабо сопротивлялась она, поддаваясь руке старика, легшей на ее плечи. Джонс пошел за ними. — Правда, мне нельзя оставаться! — повторила она.
Они пошли по темному коридору, и Джонс, глядя, как плывет ее белое платье, воображая ее поцелуй, проклинал ее вовсю. У дверей она остановилась и вежливо, как мужчина, стала в сторону. Ректор тоже остановился, остановился волей-неволей и Джонс, и началась сцена из французской комедии — кому проходить первым. Рука Джонса с притворной неловкостью прикоснулась к ее мягкой, ничем не стянутой талии, и она окатила его ледяным взглядом. Вошли в столовую.
— А все-таки вы на меня посмотрели, — пробормотал Джонс.
Ректор, ничего не замечая, сказал:
— Садитесь сюда, мистер Джонс…
Недевственная Эмми кинула на Джонса высокомерный и враждебный взгляд. Его желтые глаза ответили ей рассеянно. «Займусь тобой потом», — обещал он мысленно, сев за безукоризненно накрытый стол. Ректор пододвинул стул для второй гостьи и уселся во главе стола.
— Сесили ест очень мало, — сказал он, разрезая цыпленка, — так что все труды падут на нас с вами. Но думаю, что мы не подведем. Как, по-вашему, мистер Джонс?
Она сидела напротив, подперев лицо руками. «И тобой займусь», — мрачно пообещал Джонс. Но она все еще не обращала внимания на его желтый взгляд, и он сказал:
— Конечно, нет, сэр, — а сам в это время старался мысленно внушить ей, чтоб она посмотрела — старый школьный прием, когда хорошо приготовил уроки. Но она так невозмутимо игнорировала его, что его вдруг охватил приступ неуверенности, тревожное сомнение. «Неужто я ошибся? — подумал он. — Нет, я все узнаю», — пообещал он себе. — Кажется, вы сказали, сэр, — он не спускал глаз с ее безразличного, бездумного лица, — когда мисс Сондерс появилась во всем своем очаровании, что я слишком поверхностен. Но к прелюбодеянию, например, всегда надо относиться чисто теоретически. И только, когда оно…
— Мистер Джонс! — внушительно сказал ректор.
— …то есть прелюбодеяние, уже совершено, можно о нем говорить, и то, только обобщая, то есть, по вашим словам, поверхностно. А тот, кто целует и обо всем рассказывает, — немного стоит, не так ли?
— Мистер Джонс! — с упреком сказал ректор.
— Мистер Джонс! — повторила она. — Какой вы ужасный человек! Знаете, дядя Джо…
Но Джонс резко прервал ее:
— Вообще, что касается поцелуев, женщинам все равно, кто их целует. Им важны только самые поцелуи.
— Мистер Джонс! — повторила она, взглянула на него и тут же, дрогнув, отвела глаза.