Миссис Пауэрс, как всегда в прямом и темном платье, стояла на веранде, освещенная солнцем. Утренний ветер забирался в ее волосы, заливал за ворот, как вода, неся в себе солнечное тепло. Голуби ложились на церковный шпиль серебристыми косыми мазками. Газон, спускавшийся к изгороди, посерел от росы, и негр-садовник, одетый запросто, в нижнюю рубаху и комбинезон, проходил с косилкой по газону, оставляя за собой темно-зеленую полосу, словно развертывая ковер. Мокрые травинки, отрываясь от лезвий косилки, липли к его ногам.
— Какого ребенка? — Гиллиген, явно стесненный новым грубошерстным штатским костюмом и полотняным воротничком, сидел на перилах и сосредоточенно курил.
Вместо ответа она подала ему письмо. Сдвинув сигарету в угол рта, он прищурился сквозь дым и стал читать.
— А-а, вы про аса? Фамилия его — Лоу.
— Верно: Лоу. Все старалась вспомнить, когда он уехал, и никак не могла.
Гиллиген вернул ей письмо.
— Потешный малый, верно? Значит, вы презрели мою любовь и приняли его?
Платье на ветру во весь рост прильнуло к ней.
— Пойдем в сад, там и мне можно покурить.
— Курите тут. Падре не рассердится, ручаюсь.
— Знаю, что не рассердится. Но я боюсь его прихожан. Что они подумают, когда увидят, что незнакомая женщина в черном курит на веранде пасторского дома в восемь часов утра?
— Решили бы, что вы — эта самая французская, как их там называют, и что вас лейтенант привез с собой. От вашего доброго имени ничего не останется, дай им только до вас добраться!
— Это вы печетесь о моем добром имени, Джо, а не я.
— Я пекусь? Как это понять?
— О нашем добром имени главным образом заботятся мужчины, оттого, что они нам его дают. А нам самим и без того дела достаточно. А то, что вы называете добрым именем, похоже на слишком прозрачное платье — носить неудобно. Пойдем лучше в сад.
— И вовсе вы так не думаете, сами знаете, — сказал Гиллиген.
Она слабо улыбнулась, не глядя на него.
— Пойдем, — повторила она, спускаясь с лестницы.
Оставив за собой восторженный щебет воробьев и сладкий запах срезанной травы, они вышли на усыпанную гравием дорожку меж розовых кустов. Дорожка шла под строгим навесом двух дубов, мелкие розы вились по стене, проходившей рядом, и Гиллиген, стараясь попасть в такт ее длинным шагам, ступал осмотрительно, словно боясь что-то растоптать. Когда вокруг росли цветы, он чувствовал себя так, будто вошел в комнату, полную женщин: он стеснялся своего роста, своей походки, ему казалось, что он идет по песку. Оттого он и считал, что не любит цветы.
Миссис Пауэрс часто останавливалась, вдыхала, пробовала губами росу на почках и бутонах. Тропинка повернула меж гряд фиалок к чинной изгороди, где скоро зацветут лилии. У зеленой чугунной скамьи под магнолией она остановилась, посмотрела вверх, на ветви. Оттуда вспорхнул пересмешник, и она сказала: