Кость от костей

Что, если он поскользнется на луже воды и что-нибудь сломает? Что, если ударится затылком и уже не сможет встать? Можно выкинуть его в сугроб, а об остальном позаботится зверь.

Мэтти покачала головой. Нет, так нельзя. Она не хочет вредить Уильяму. Она лишь хочет сбежать от него, чтобы он ей больше не вредил.

(Но посмотри, как он с тобой обошелся. Он оставил тебя на улице умирать.)

Нужно сейчас же перестать об этом думать, иначе гнев и недовольство отразятся на лице. А если муж увидит их в ее глазах, ей никогда не сбежать. Он сломает ей ноги, заморит голодом, ни на минуту не будет спускать с нее глаз. Мэтти должна быть хорошей, должна смотреть в пол и не пытаться бунтовать.

И ждать своего шанса.

Она сняла брюки и рубашку, опустила тряпицу в холодную воду и смочила кожу по всему телу. Обнаружила новые синяки: багряную полосу вокруг ребер, набухшую шишку на бедре, четкие отпечатки костяшек у пупка. Мэтти натерлась тонким кусочком мыла, пытаясь не кричать, когда касалась чувствительных участков. Смыла мыльную пену тряпицей.

Она услышала, как в хижину зашел Уильям и с грохотом бросил на пол дрова. Он разводил огонь для завтрака. Надо было торопиться.

Мэтти обернула длинную косу вокруг головы и заколола шпильками. Времени помыть голову не оставалось, а волосы у нее были густые, тяжелые и доходили до бедер – Уильям не разрешал их стричь. Она надела толстые шерстяные чулки, фланелевое платье и свитер.

Мэтти вся дрожала, хотелось скорее оказаться у очага, хотя у нее и не получилось бы около него понежиться. Уильям хочет завтракать; она должна готовить. Если и согреется, то по чистому совпадению.

Когда она с тазом в руках ступила в столовую, Уильяма там не было. Мэтти подошла к двери, а он как раз вернулся. Выложил на стол яйца и шмат бекона и взял у нее таз, чтобы вылить на улицу. Это не было проявлением доброты, желанием избавить ее от лишнего труда, она знала. Он просто проголодался и хотел, чтобы жена скорее начала готовить.

Мэтти быстро нарезала бекон, положила на сковороду и поставила ее на чугунную решетку над очагом. Засыпала в сеточку молотый кофе, налила воду и аккуратно поставила кофейник на горячие угли сбоку от огня. Настала пора переворачивать бекон; закончив с этим, она расставила тарелки, разложила вилки и льняные салфетки. Уильям вернулся, когда Мэтти снимала бекон со сковороды. Она поставила на стол тарелку все еще шипящего мяса. Разбила яйца в жир от бекона, пока Уильям снимал сапоги. Муж сел за стол и начал ждать.

Мэтти сняла с углей закипающий кофейник, обернув руку полотенцем, чтобы не обжечься о металлическую рукоятку. Налила кофе Уильяму, перевернула яйца и через миг подошла к столу с горячей сковородой и принялась раскладывать яичницу по тарелкам.

– Четыре мне, одно тебе, – проговорил Уильям.

«Не возражай», – приказала себе Мэтти. И ничего не ответила мужу, хотя так проголодалась, что готова была съесть все, что лежало на столе. Отдала ему четыре яйца, себе оставила самое маленькое и не пожаловалась, когда он съел почти весь бекон.

Сиди тихо и жди своего шанса.

– Пойду сегодня в город, – сказал Уильям.

Мэтти удивленно взглянула на него. Она-то думала, что после того, как бросил ее в лесу, он будет весь день стоять у нее над душой и следить за каждым ее шагом.

– Из хижины не выходи, – добавил муж.

Она кивнула. Это было стандартное предупреждение.

– Можешь доесть хлеб, когда я уйду. Но без масла. Кофе или молоко не пей. Только чай.