Кость от костей

Уильям… ему тогда было около тридцати, не больше; намного меньше, чем сейчас. Он сидел напротив нее за столом, но это был не их стол из необработанного дерева. Они были не в хижине, а тот стол был гладким и белым, и Мэтти была намного младше (хотя так и не стала сильно выше ростом, и со спины ее по-прежнему можно было принять за ребенка).

За плечом Уильяма стояла женщина в желтом свитере; стояла, повернувшись к Мэтти спиной (нет, к Саманте, я тогда была Самантой). У женщины были такие же светло-русые волосы, как у нее, только кудрявые и короткие, до середины шеи.

«Обернись, – подумала Мэтти, – обернись, чтобы я увидела твое лицо».

Но образ ускользнул, треснул и разбился, как зеркальце, а она, Мэтти, вдруг поняла, что сидит на полу и плачет, и никак не может перестать.

Прошло много времени; она заставила себя подняться и закончить дела. Под конец все ее тело ныло от боли, но особенно левый глаз. Он распух еще сильнее, чем вчера, и, коснувшись его, Мэтти почувствовала под кожей наполненный жидкостью мешок, давящий на глазницу.

Я никуда не смогу убежать, пока глаз не заживет. С одним глазом я слаба. Особенно если учесть, что снаружи рыщет зверь.

Мэтти осознала, что побег придется назначить на другое время; не сможет она убежать сегодня, пока Уильям в городе, хотя казалось, что более подходящего времени не найти. Если она побежит вниз с горы в то же время, когда он будет подниматься наверх, они могут встретиться. Мэтти содрогнулась при мысли, что муж поймает ее в момент побега. Какое наказание ее ждет, если он обнаружит ее в лесу, когда она будет пытаться сбежать от него?

Но когда Уильям дома, сбежать тоже нельзя. Лучше всего незаметно выскользнуть ночью, пока он спит. И заранее припрятать где-нибудь в лесу мешок с припасами.

Мэтти прижала ладонь к больной голове. Как осуществить этот план? Должен быть способ, но сейчас она не могла об этом думать. Глаз сильно болел.

С карниза хижины свисали длинные сосульки. Дотянувшись, она могла бы отломать кусочек, завернуть в тряпицу и сделать компресс.

Но нельзя выходить на крыльцо, ведь тогда Уильям увидит следы в снегу и рассердится.

Мэтти уже не волновало, что он рассердится; не так, как вчера. Ее заботило только одно: он мог причинить ей вред, а это помешало бы ее планам.

Она выглянула в окно. Еще не хватало, чтобы муж вернулся раньше времени и застал ее за нарушением запрета. Уильям сказал, что его не будет до темноты, но что, если он ее проверяет?

Снаружи не слышалось ни звука.

Мэтти медленно открыла дверь, отчасти ожидая увидеть Уильяма и представляя на себе его ледяной взгляд; что, если он выскочит из-за дерева?

«По-прежнему боишься его, значит», – прозвучал в голове голос Саманты.

«Ну да, боюсь. Возможно, я никогда не перестану его бояться», – ответила Мэтти.

Ей было тяжело и страшно себе в этом признаваться, но даже если бы она смогла сбежать, он преследовал бы ее вечно. Муж стал бы букой в ее шкафу, чудищем под кроватью, зверем, стучащимся в окно.

Стучащимся в окно. Кто-то стучался в окно; она потерла глаза спросонья и увидела Уильяма. Он стоял в темноте и махал ей рукой.

Мэтти замерла, застыла, почувствовала, как вот-вот поймет что-то очень важное.