В глубине комнаты сидела женщина среднего возраста, она бормотала и смеялась, а рядом на кровати весело кувыркалась маленькая девочка шести или семи лет; мне показалось, что они играют. Сестра Жанна быстро постучала пальцем по голове. Улыбнувшись веселой парочке, она сказала мне:
– Обе сошли с ума, бедняжки. Здесь они вне опасности и чувствуют себя лучше; я не хочу отправлять их в государственный дом умалишенных, там ужасно. Многие женщины потеряли рассудок из-за своих страданий, и дети тоже.
Пожилая женщина приветствовала сестру Жанну, как это делали все остальные пациенты, если бодрствовали и не лежали в оцепенении. Сестра Жанна похлопала ее по тощему плечу и указала на полку под кроватью.
– Это все, что у них осталось в этом мире.
На приделанной к кровати полке аккуратно разложены котелок, оловянная тарелка, миска, свернутый коврик, лохмотья одежды, шляпа-кули. На последней койке возле двери лежала женщина, еще более истощенная, чем остальные. Она неподвижно смотрела в стену.
– Да, – сказала сестра Жанна. – Потерялась во мраке. Не разговаривает с тех пор, как ее сюда привезли.
Сестра Жанна гордится новой цистерной во дворе приюта – своим личным достижением. На углу каждого из четырех зданий стоит бак размером с телефонную будку, где собирается дождевая вода; ее едва хватает на 1500 человек.
– Представляете, как тут все было, когда бедные люди плакали и умоляли дать хоть каплю воды, а ее не было?
По словам одного вьетнамского врача, вода в Сайгоне – самая грязная среди всех мировых столиц. К тому же водопровод не протянут до пригородов-трущоб; грязную воду приходится привозить в жестяных банках. Поэтому сестра Жанна начала строить свою цистерну, но у нее закончились деньги; охваченная тревогой, она написала свое первое и единственное письмо в АМР США, на которое ей не ответили.
– Хотела бы я знать, куда делись все эти миллионы АМР, – сказала она.
У меня не получилось бы разъяснить это ни сестре Жанне, ни кому-либо другому. Необходим честный, независимый и талантливый экономист, который изучил бы и описал удивительную экономику Южного Вьетнама. Все, что я знаю, это то, что во Вьетнаме работают 922 сотрудника АМР США (гражданские служащие) и 221 «подрядчик» – их АМР нанимает как людей, владеющих особыми навыками. С июня 1955 года по июль 1966 года на помощь Южному Вьетнаму была выделена грандиозная сумма в 3 005 600 000 долларов. Основная сумма – два миллиарда долларов – пошла на финансирование коммерческого импорта «для поддержания жизнеспособности экономики». Остальные средства распределили между программами «Food for Peace» и «Project Assistance», а также на прямую помощь населению в различных формах. Бюджет АМР США на этот финансовый год оценивается в 700 000 000 долларов. Похоже, что война вызвала небольшой экономический бум в пространстве от Японии до Таиланда, и люди с хорошими связями, безусловно, зарабатывают во Вьетнаме хорошие деньги. Но жизнеспособна ли подобная экономическая система, когда бóльшая часть нации недоедает, а матерям приходится отдавать детей в приюты, чтобы спасти от голода?
Сестру Жанну выручили «посольские дамы», они помогли достроить цистерну. Хотя питание в
Под карнизом одного из зданий лежали старики, завернувшись в обрывки одеял.
– Нищие, – сказала сестра Жанна. – Полиция их арестовывает, потому что попрошайничать запрещено. Я не могу пустить их внутрь, но тут им хотя бы лучше, чем в грязной тюрьме. Старики спят. Они останутся здесь, пока не умрут.
Мы вошли в огромную комнату, полную мужчин: старые, среднего возраста, молодые, все поголовно больные. Высокая худая монахиня, еще одна замечательная женщина, подвела к нам хрупкого молодого человека и сказала сестре Жанне:
– Он вернулся из больницы, и теперь ему еще хуже, чем когда он уходил.
– Туберкулезник, у нас их сотни, – объяснила сестра Жанна. – Как только они узнают, что у них эта болезнь, тут же пытаются получить лечение. Этот мальчик ушел от нас, чтобы лечь в туберкулезную больницу в Сайгоне. Но в больнице их могут держать только три недели, и люди всегда возвращаются исхудавшими. – Она покачала головой и вздохнула. От двери, где мы стояли, была видна вся территория приюта. – La misère, – сказала сестра Жанна. – La misère[102].
Туберкулезники живут, едят и спят рядом с теми, у кого еще здоровые легкие, – здесь и в других местах: трущобах, деревнях, лагерях беженцев.
– Это похоже на эпидемию, – сказал мне врач-кубинец; он новичок во Вьетнаме и шокирован тем, что увидел в деревенской клинике. – Из сорока человек восемь больны туберкулезом. Я видел такое, во что не мог поверить: как из шеи ребенка течет гной.
А вьетнамский врач в Сайгоне сказал: