Гроза

Однако кошка не переставала жаться все ближе, подставляя человеческим рукам свою густую лоснящуюся шубку, будто замоченную в масле. Женщина улыбалась упорству животного и вскоре сдалась. Она окончательно смягчилась, посадила кошку к себе на колени и, ласково приговаривая, начала гладить ее от ушей и до самого хвоста. Та же, добившись внимания к своей великолепной персоне, охотно переворачивалась на бок и лениво вытягивала лапы, обнажая длинные острые коготки. В горле кошки клокотало довольное мурчание. Она щурила раскосые глаза и подергивала длинным хвостом-метелкой, в котором застрял репей. Рита, заметив это, осторожно раздвинула рыжий мех и в считаные секунды выдрала заразу. Кошка, конечно, высказалась на этот счет, с нетерпимостью и искренним недовольством отталкивая от себя уже не такие приятные кожаные человеческие руки. Она даже попыталась укусить Риту за палец, но промахнулась, разочарованно фыркнув. Вскоре ей и вовсе надоело жужжащее над головой неразборчивое мычание женщины, что позволило рыжей резко спрыгнуть на землю и, вздернув хвост трубой, побежать в соседний двор на свидание с черным котом, поджидавшим плутовку на плетеном заборе.

— А все-таки всякая животина хочет доброго к себе отношения, — проговорил Владимир, становясь рядом с дочерью и закуривая сигарету.

— Может, оно и так… Как он? — решилась спросить Рита, выдержав паузу.

— Спит, изнемог. Авдотья Петровна сказала, что ходить будет. Обошлось, схватись капкан чуть выше — и наверняка раздробил бы кость. Ты, Рита, лучше бы за ним смотрела, он у тебя взбалмошный. Как в голову что ударит, так и все.

— Я его с собой не звала, сам метнулся. Что ж мне теперь, как наседке, над ним сидеть безвылазно? Нет уж, увольте! — раздраженно отрезала женщина, хрустя костяшками рук. Губы ее искривились.

— Не рычи. Он все в рот тебе смотрит, а ты молчишь, морозишься. Он же твой родной сын, что стряслось? — рука старика начинала слегка подрагивать, будто от озноба. Владимир нутром чуял неладное и все еще ждал откровений со стороны дочери.

Лицо женщины залилось краской, загудело в ушах. Она вдруг съежилась, как натянутая пружина, и с силой схватилась руками за порожек. Рита вдавилась в холодные ступени, ведя себя как загнанный зверь. Хотелось ответить злобно и резко, но язык не поворачивался, а слова, как назло, встали поперек горла. По всему телу волнами растекалось отторжение. Женщина чувствовала, как перед глазами начинает маячить красное пятно-прицел, точно как у винтовки. Ей приходилось и раньше сталкиваться с такими прямыми вопросами от незнакомцев, не знавших ни ее саму, ни то, как она видела Ивана, приглашение выйти на честность со стороны отца было воспринято ею в штыки. Рита ощутила чудовищную усталость, и гнев растворился так же быстро, как и вспыхнул. Внутренние границы бережно укутали проблемы, истинные страхи и правду.

— Ничего. Я хочу спать, — промямлила Рита, вставая с порога и отряхивая подол замызганного платья.

Она поковыляла к дому, стараясь не оборачиваться назад и не смотреть в глаза Владимира. Женщина знала, что сейчас в них не будет ничего доброжелательного и одобряющего. Ей попросту было стыдно. Как провинившаяся девчушка, она, поджав хвост, скрывалась с глаз разгневанного родителя. Владимир махнул рукой, затушил сигарету и выбросил бычок в маленькую жестяную банку из-под консервов, которую он предусмотрительно взял с собой.

Глава 4

Мать-волчица вернулась в логово поздней ночью. Очередная короткая вылазка окончилась успешно. Хищница несла в брюхе тушку только что убитого зайца. Волчица настигла старого беляка, когда несчастный полуслепой зверь обдирал кору с молоденькой березки. Он был настолько увлечен своей трапезой, что опомнился уже в волчьей пасти, с треском сомкнувшейся на его худощавой шее. Морда белой волчицы до самых ушей была измазана в его вязкой густой крови. Она с жадностью заглотила тушку зайца и даже позволила себе пожевать его жилистые длинные уши.

Обитатели логова встретили мать громким писком и надрывным тявканьем. Каждый волчонок норовил проглотить больше мяса, предварительно измельченного в пасти белой волчицей, которое она затем понемногу отрыгивала на землю, отчаянно борясь за место у пищи. Злее и настойчивей всех был самый крупный из братьев Грозы — черноносый лохматый щенок с маленькими продолговатыми узкими глазами. Он грозно ощетинивался, перегораживая всем своим маленьким тельцем доступ к куску, и скалил детские зубы, стараясь призвать к порядку остальных волчат. В своем успехе быть первым он был уверен до того момента, пока ловкая Гроза не начала незаметно переползать на противоположную от него сторону. Она угадывала момент, когда брат строил волчат, изводясь от гнева и раздражения, а затем шустро воровала лакомые куски из-под самого его носа, виновато виляя хвостом. Мать-волчица только улыбалась ее поведению и довольно щурила уставшие глаза. Ей приходилось огибать не одну кабанью тропу, едва почуяв сладкий аромат, исходивший от молодых поросят, прежде чем снова пускаться на поиски более безопасной добычи. Каждый раз, когда волчица встречалась в лесу с подобными запахами, инстинкты твердили ей, что нужно отворачиваться и идти прочь, ведь риск пасть под клыками секача превышал соблазн подрезать пару-тройку детенышей с маленькими рыльцами и аппетитными хвостиками…

Белая охотница решила не ждать, пока волчата расправятся с мясом, а сразу выдвигаться в ночной лес. В сумерках она чувствовала себя гораздо уверенней, чем при свете солнца. К тому же ночной лес таил в себе гораздо больше загадок и существ, чем могла себе представить Гроза, с интересом путавшаяся между ног волчицы. Она, являясь неугомонным сгустком энергии, заискивающе всматривалась в глаза матери, скулила и прыгала вверх, стараясь достать до ее сосредоточенной морды. Грозе непременно хотелось последовать за белой волчицей, ведь раньше она и представить не могла, что та пропадает не просто в яркой дырке в земле, а в огромных длинных деревьях, на которые теперь был нанизан странный затемненный небосклон. Он манил ее.

Мать-волчица выбралась из густых зарослей, окружавших сливавшееся с тенями логово, и в два прыжка оказалась у склона холмика. Она надеялась скрыться от маленькой любопытной дочери в густом сумраке, среди многочисленных шорохов и свистов. Лишь ее ослепительно-белая шерсть изредка мелькала меж сосен и раскидистых елей. Волчица спешно ушла, оставив позади тихий и безопасный уголок. Началась новая охота.

Гроза, потеряв мать из виду, жалобно заскулила. Ей стало невероятно обидно, что ее вновь не взяли с собой, но в логово Гроза не вернулась. Она тоже хотела петлять среди нескончаемых деревьев и искать что-то важное, учиться бегать так же быстро и исчезать в орешнике так же стремительно, как Белая волчица! Гроза как-то вся сразу осунулась и поникла, точно молодая осинка под гнетом. Она разочарованно подобрала хвост под живот и плюхнулась на землю, неуклюже перекатываясь с боку на бок. Она сопела и фырчала как еж, всячески выражая свое неудовольствие и ища выход негативным эмоциям. Волчишка хватала пастью травинки, и яростно трясла головой, разрывая их на мелкие ленточки. В ее нежное нёбо иногда впивались острые зеленые иголки, обвалившиеся с сосен и пушистых елей, но эта боль не только не направляла ход мысли волчишки на то, чтобы оставить неблагодарное занятие, а напротив, возбуждала в ней еще больший азарт. Чем длиннее попадалась хвоинка, тем яростней работала челюстями Гроза. Из этого поединка она стремилась выйти абсолютным победителем, поэтому она вскоре забыла свою недавнюю обиду на Белую волчицу и полностью погрузилась в процесс. Только трескотня каких-то неизвестных птиц тревожила Грозу. Она поворачивала весь корпус в сторону раздражителя и не спеша наблюдала. Ничего плохого не происходило, и волчишка продолжала игру.

Во время очередной атаки Гроза с визгом перекувырнулась через голову и осталась лежать на земле, упираясь спиной в огромную старую корягу. Коряга слегка поскрипывала от тяжести волчишки, а из-под ободранной коры шустро разбегались во все стороны маленькие, едва заметные невооруженному глазу жучки-короеды. Гроза не заметила их, зато ее заинтересовало нечто другое, гораздо более масштабное. Перед ней лежала небольшая, освещенная тусклым лунным сиянием полянка. Она была полностью покрыта густорастущим мхом и зарослями голубых ягод. Волчице еще не приходилось сталкиваться с красавицей-голубикой, тянувшейся здесь вдоль небольшого лесного ручейка. Гроза бросилась исследовать диковинное растение. Она зарылась носом в зеленые заросли и, по-собачьи помахивая хвостиком, ползала от одной ароматной ягоды к другой. В конце концов ей наскучило просто шнырять от одного участка полянки к другому, и она со свойственной ей долей осторожности попробовала красивые голубые ягоды на зуб. Вкус ей понравился. Голубика будто бы растворялась в ее пасти, лопаясь и окрашивая зубы и мордочку Грозы черным ягодным соком. Малышка отъедалась впрок, поэтому вскоре от тяжести слопанных ягод у нее разболелся живот. Гроза решила попить воды из ручейка, чтобы облегчить работу своему натерпевшемуся желудку.

Каково же было ее удивление, когда в зеркально чистой глади воды отразилось не привычное светлое небо с облаками — белыми перьями, а темная и загадочная жидкость, в которой увязли какие-то яркие росинки. Их было так много, в жизнь не сосчитаешь! Волчица решила, что наверху только что прошел дождь и оставил эти сверкающие капельки. Она с интересом всматривалась в отражение. Сквозь ветви корявого дерева виднелся колокол бледной луны, одиноко висевший на небосводе в окружении многочисленных звездочек. Они будто бы смешивались и кружились в танце, оставляя лишь самую яркую из них вне круга. Гонимая всеми, она тем не менее не собиралась гаснуть, а ее свет был ослепительнее всех звезд на небе. Полярное светило поразило Грозу и возбудило в ней желание обязательно съесть космический ориентир. Волчице захотелось обладать этим светом, но вместо привычного вкуса пищи она ощутила в пасти соленые капли воды. Гроза облизала морду шершавым языком и с недоумением уставилась на расплывавшееся водное отражение, которое она потревожила. Теперь оно странно растягивалось и следовало за кругами, расходившимися от ее маленьких лап, погруженных в ручеек. Гроза теперь видела и себя на фоне ночного небосклона, маленькую и неказистую, едва напоминавшую своими нежными детскими чертами страшного хищника. Ее серебристая шерстка, еще сохранявшая щенячий пушок, слегка подергивалась на ветру. В чаще похолодало. Гроза простояла в таком положении еще немного, а затем заулыбалась, довольно щуря глаза. Она сделала для себя невероятное открытие, до которого ее грубому глупому брату никогда не добраться! Всё внутри волчицы затрепетало от радости, и она запрыгала по воде, расплескивая ее во все стороны и оставляя тяжелые капли на листьях красавицы голубики. Яркие точки — это звезды! Они соленые!

Позже этой же ночью Гроза, вымокшая и уставшая, возвращалась в логово. Время давно перевалило за полночь и приближалось к утру, на горизонте начинал завязываться рассвет. Багровое зарево только восходило на небо, разбавляя яркими красками густую тьму. Тени начали вытягиваться и прятаться за спинами своих хозяев — великанов-сосен. Свет струился из-за их стройных очертаний, стремясь объять как можно большее пространство. Наступило минутное затишье, а затем все больше голосов зазвенело на разные лады в хвойном лесу. Ночные обитатели спешили укрыться в темных норах, выжившие мыши взволнованно шуршали хвоей и листвой, а сытые охотники степенно брели через чащу на место своего лежбища. Однако не всем повезло в этой борьбе за существование. С высоченной ели, которой было не меньше трехсот лет, за маленькой волчицей наблюдал старый филин. У него недоставало глаза, а второй был уже порядком затуманен и с усилием всматривался в движущиеся объекты. Старая птица уже не могла угнаться за шустрой молодой мышью и часто промахивалась, хватая мощными когтями не горячую плоть, а трухлявые коряги. Филин и сам чем-то напоминал дряхлую древесину. Его большие глаза заслоняли тяжелые перья, неопрятно торчавшие во все стороны. В некоторых местах у него на теле виднелись проплешины, а хвост и вовсе был ободран лисой, едва не окончившей его жалкое существование. Несмотря на это, филин упорно продолжал жить и охотиться. Вся жизненная энергия, которая в нем осталась, теперь была направлена на убийство волчонка, так наивно выделявшегося среди лесного массива. Птица приготовилась к атаке.

Гроза не подозревала, что над ней нависла страшная угроза. Она была занята своими щенячьими делами. Осознание того, что что-то не так, пришло к ней только тогда, когда шуршание мышки в кустарнике резко прекратилось. Казалось, лес мгновенно стих. Древний инстинкт подсказал волчице прижаться к земле, а затем мгновенно юркнуть под ближайшую корягу. Если бы Гроза опомнилась мгновением позже, то наверняка оказалась бы в когтистых лапах старого филина. Скрежет его железных когтей по дереву заставил шерсть на загривке волчицы встать дыбом. Холодок прошел от ушей и до кончика ее хвоста. Все ее маленькое тело охватила дрожь, глаза расширились и в них отразился первобытный ужас. Над головой Грозы послышалось хлопанье крыльев и раздраженный крик. Старая птица опять промахнулась и с усилием вновь подняла свою тяжелую тушу на ближайшую ветвь. Она слегка покачнулась под весом филина, но затем вновь приняла привычное положение.

Гроза почти не двигалась и едва дышала. Ей хотелось разрыдаться и звать на помощь Белую волчицу, но она понимала, что мать ушла и не услышит криков своего щенка. Гроза чувствовала, что осталась с этим чудовищем совсем одна и никто ей не поможет, она ощущала на себе взгляд полуслепого хищника, отчаявшегося настолько, что он был готов на все ради ее нежного тельца. Волчица определила свое место в этой ситуации как мясо, пища. Ей еще не приходилось думать о себе как о жертве, ведь раньше она была тем, кто поедал плоть животных, убитых ее матерью. Она принимала как данность свою природу хищника, будущего охотника и убийцы, но ей никогда не приходило в голову, что все может быть иначе и на нее могут смотреть такими же голодными глазами, как и она сама при виде свежего ароматного мяса.