Гроза

— Ну хватит, хватит уже, глупенькая! Меня зовут, понимаешь? Мне пора! — взмолился мальчик, отбиваясь от вездесущей рыжей бестии. Он действительно потерял счет времени и припозднился на добрые сорок минут. Иван понял это, когда бросил взгляд на настенные часы, висевшие в прихожей.

Теперь уже с инструментом в руках он бросился через двор к матери, чтобы хоть как-то компенсировать время игры со своей новой подружкой. Он уже знал, что услышит в свой адрес, понимал, какой пренебрежительный взгляд ему придется выдержать, но почему-то внутренняя тревога на время отступила. На смену ей пришла надежда в виде рыжей, точно купающееся в лучах рассвета солнце, лайки, что внимательными и грустными глазами следила за ним из-за забора. Мальчик заметил, что к ней подошел какой-то грязный сгорбленный мужик в рваной рубахе и схватил ее за шкирку. Хозяин потащил резко затихшую собаку домой, на цепь, отплевываясь и всячески проклиная новоприбывших соседей. Иван хотел уже было рвануть на помощь лайке, но его самого резким словом осадила мать, вернув в привычное ему молчаливое, покорное состояние. В ее присутствии он дрожал, словно осенний лист на голой березе. Он чуть не взвыл в голос, когда она вместо желанного внимания и любви подарила сыну холодный, пронизывающий своим безразличием взгляд. Мальчик работал смирно и добротно, помогал по силам, старательно таская и ведра с водой, и мешочки с удобрениями. Часы будто бы остановились. У Ивана от перенапряжения разболелась голова, и он был рад услышать, что Владимир готов пойти с ним на рыбалку. Тогда он засуетился, поспешил надеть теплые высокие шерстяные носки и натянуть на них красные резиновые сапоги, которые нашел за печкой. Мальчик прямо-таки светился от радости. Он первый раз отправлялся на рыбалку! Мысли о новом приключении волновали, вызывали приятную дрожь нетерпения. Он повторял про себя названия всех рыб, которых только знал и про каких читал в книжках. Мальчик смог вспомнить не больше десятка видов, однако это не сильно его расстроило. Сердце его затрепетало, словно птица в золотой клетке. Иван услышал, что Владимир говорил о том, что собирался зайти за леской во двор, куда только что мужик увел полюбившуюся ему лайку.

***

Перекинув через плечо походный рюкзачок, Иван поспешил за дедом. Они быстро собрали снасти, накопали жирных червей у навозной кучи и надежно закрыли находку в пластиковую баночку из-под майонеза. Этот наиважнейший груз Владимир доверил нести внуку, подсказав, что в посудинке могут быть дырки, за которыми следует строго следить, иначе карасей придется приманивать собственными пальцами. Старик давненько не ходил удить рыбу, поэтому только перед самым выходом понял, что леска на одной из его удочек порвана, а запасная уже вся вышла. Пришлось искать по соседям. Первым, к кому он мог обратиться за помощью был старый алкоголик и сумасброд — дед Шурик.

Домик его был похож на маленькую пещеру. В большом дворе одиноко стоял огромный столетний дуб, возвышавшийся над деревенскими постройками. В его тени лежал маленький сарайчик, уже перекошенный и почти развалившийся от времени, с пристройкой в виде каморки, находчиво переоборудованной владельцем под склад для различных увеселительных напитков. У этой лачужки стояла будка, к которой была привязана рыжая собака, издалека напоминавшая лисицу. Она встретила гостей громким визгливым лаем, заволновалась и начала грызть веревку. На шум вышел и сам хозяин дома. Это был маленький щуплый человечишка лет шестидесяти, с синюшными глазами навыкате, большим красным носом и вислыми бульдожьими щеками. Он шепелявил и едва мог связать два слова без использования ругательств. Вся его речь состояла из сплошного, ничем не прикрытого отборного мата. Дед Шурик не читал книг и не смотрел фильмов. Единственным научным трудом, который он прочел, была азбука. И то под старость он совсем перестал различать мягкий и твердый знаки.

— Шево вам надо, шощед? — спросил Шурик, опираясь на дверной косяк трясущейся от похмелья широкой рукой. Он сильно щурился, потому что изображения плыли у него перед глазами, сменяя друг друга. Одна сторона его лица опухла и напоминала место пчелиного укуса. Вид у старого алкоголика был, прямо скажем, безобразный.

— Будь добр, одолжи лески! Я внука хочу на рыбалку сводить, — уверенно произнес Владимир.

— А сколько заплатишь? Знаешь ли, сейчас все денег стоит, лишнего вздоха не сделаешь без уплаты налогов. Я бы, конешно, дал тебе так, но ты послушай… Я еле концы с концами свожу — сам видишь!

В этот момент на морщинистом лице Шурика задрожали кончики губ, и он начал тереть нос кулаком. В его телячьих глазах отражались синее небо и стая диких уток, пролетавшая над деревней. Он состроил страдальческую гримасу и вытянул вперед обе руки так, будто бы отдавался на растерзание тиграм и был готов к тому, что его сейчас же свяжут. Эта дурная привычка выработалась у него после многочисленных задержаний, когда он поочередно находился во всех формах невменяемости, а затем доставлялся в участок печально знакомыми полицейскими, чьи глаза уже давно заплыли от сала. Владимир не принял его поведения, с отвращением отпрянув от его ладоней, как от раскаленной плиты. Он осмотрел Шурика с головы до ног, перевел взгляд на дом, стоявший позади него, а затем на старые неухоженные деревья в саду. Как раз около одного из таких деревьев вертелась рыжая собака, явно заброшенная своим непутевым хозяином. Увидев ее легкие движения и пушистый хвост, Владимир решил воспользоваться пристрастием Шурика к алкоголю и поиметь собственную выгоду с его чрезмерной жадности.

— Знаешь, сосед, мы с тобой уже полжизни знакомы, живем рядом, растили детей вместе… Может, я принесу тебе бутылку водки, и ты мне кроме лески отдашь и свою собаку в придачу? На что она тебе? Вон, убежала куда глаза глядят. Решайся, сосед! Я дело тебе предлагаю.

Шурик наморщил лоб, напряженно стараясь запустить мыслительный процесс, а затем почесал затылок и все же ответил:

— По рукам! Неси водку! Забирай хоть весь моток, а собаку и подавно… Она строптивая, чертовка, бей не бей, все одно — убегает!

На том и порешили.

Владимир подмигнул Ивану и отправился за самогоном в погреб своего дома, мальчику же было наказано снять с привязи, поймать и привязать на веревку непослушную лайку. Иван еще не до конца понял, что произошло, ведь разговор был совсем коротким, а его дед настолько ловко воспользовался моментом, что Иванушка не мог поверить, что собака, с которой он уже сдружился, теперь принадлежала его семье. Он не привык к таким легким уступкам. Когда он жил в городе, ему был крайне необходим друг. Как и все дети, он просил, умолял маму купить ему щенка, но та наотрез отказывалась от любых животных и одаривала его злобными, леденящими взглядами. Теперь же в одной руке он держал длинный трос, а в другой — кусок куриного мяса. Он подзывал свою рыжую подружку, махал веревкой и приманкой, но она почему-то отказывалась к нему идти. Мальчик нахмурился. Он же с ней играл, они же ладят, почему же тогда лайка не идет? Внезапно Ивана осенило. У собаки не было имени, вернее, ее старое мальчику не понравилось, да и лайка, едва заслышав его, бежала в противоположную от него сторону.

Перед ним встал важнейший вопрос: как же будут звать его любимицу? "У каждого должно быть имя», — думал мальчик. Он внимательно осмотрел густую рыжую шубку лайки и ее умные раскосые глаза. Ни одна из знакомых ему собачьих кличек никак не увязывалась с дикой натурой этой яркой собаки. Молния, Пуля, Ракета, Шанель… Так звали собак, которых он встречал, когда гулял с матерью в городе. Все они были невероятно заносчивыми, прямо как их хозяева, ревниво охранявшие каждую шерстинку на их вычесанной шерсти, пропитавшейся шампунем и масками. Эти домашние любимцы вопреки мнению противников очеловечивания питомцев, были до смешного похожи на людей.

Эта рыжая собака ничем не напоминала Ивану своего грязного хозяина-самодура. В ее крепких лапах, широких плечах и клиновидной, почти волчьей морде отражался лес, взявший в свои зеленые ладони таежные просторы. Собака смотрела на мальчика испытующе, не отводя взгляда. Вопреки рассказам Шурика о ее твердолобости и слабости ума она намеренно не откликалась на зов мальчика, проверяя его. Лайка быстро поняла, что ее отдают. Она не могла понять смысла человеческих слов, но с завидной точностью распознавала эмоциональное состояние беседующих. Перемены не пугали ее. Ее мокрый чуткий нос не мог больше переносить едкого перегара и трупного запаха, исходившего из-под неделями не мытой рубахи старого Шурика. Ее хозяин сам не замечал, когда какая-нибудь очередная инфекция поражала его тело. Однажды, когда рыжая была еще щенком, он по пьяни отрубил себе палец, когда колол дрова. Целую неделю Шурик пил, не просыхая, забывал кормить собаку, а в одну из ночей этот самый щенок съел его подгнивший обрубок, оторвав его от ладони.

— Знаешь, сосед, а ведь это добротная собака, но нрав у нее никуда не годится! Я передумал, теперь я прошу за нее три бутылки водки! Не согласишься — подвешу ее на суку сегодня же, — довольно ухмыльнувшись, промычал Шурик. Перед его глазами начали бегать маленькие звездочки, прямо как в калейдоскопе. Он не заметил, что Владимир уже успел вернуться с бутылками «про запас».

Иван вздрогнул, услышав эту фразу. Он изогнулся так, будто его только что огрели палкой прямо по спине. Он покосился на свиное рыло Шурика глазами злобной дикой кошки, готовой разорвать любого, кто обидит ее котят. Мальчик ревниво подбежал к оторопевшей собаке, схватил ее за густую шерсть на холке и увлек за собой. Она охотно последовала за маленьким человеком, проявившим решительность, которой ей так не хватало в слизняке Шурике. «Я дам тебе самое красивое имя, — решил для себя Иван. — Пусть оно поможет тебе стать счастливее, чем ты была раньше, со своим старым хозяином. Это будет то, что я люблю, потому что я люблю и тебя тоже…» — мальчик по-быстрому ускользнул в одну из дырок в заборе и протащил за собой собаку. Иван боялся отпустить рыжую шерсть четвероногой подруги. Он не хотел, чтобы она уходила. Когда она поднимала на него раскосые умные глаза, мальчик чувствовал себя особенным, будто он — самый центр вселенной и способен заслонить своим светом солнце. «Точно! Это было так просто!» — воскликнул про себя Иван.

— Циля! Твое имя — Циля, теперь ты моя собака, моя тень, — Иван ласково заулыбался, присел на корточки и обхватил мягкую шею любимицы дрожащими от волнения руками.

Собака завиляла своим хвостом-калачиком и завалилась на бок, приоткрыв свое розовое брюшко. Мальчик несказанно обрадовался этому дружескому жесту и чуть не задушил лайку в своих крепких объятиях. Он всем весом навалился на нее, обнимал, чесал за ушами и боками, играл с пушистым хвостом. Он слышал, как бьется сердце Цили прямо под его собственным. Их ритм постепенно сравнялся и слился в единое глухое чередующееся сочетание, подобное тому, что можно услышать в раковине, которая сохранила в себе шум морского прибоя.