Скрипнула дверь, и Аспид тут же вскинулся, судорожно сжимая прикованные к основанию кровати кулаки.
В комнату вошла женщина с короткими светлыми волосами. Та самая, которая схватила за руку этого черноволосого урода, когда тот попытался тогда его ударить.
В руках она держала до краёв наполненный какой-то прозрачной янтарной жидкостью стаканчик – тонкий, стеклянный, похожий формой на бутон тюльпана, – дома Аспид такие видел в азербайджанских киосках с шавермой.
– Хочешь пить? – спросила женщина и, не дожидаясь ответа, поднесла стаканчик к его губам.
Мальчик подозрительно принюхался.
Вроде бы просто чай… Чёрный. Холодный.
Он зажмурился и всё-таки сделал несколько глотков – горло давно уже было как песком набито.
В конце концов, вряд ли тело тули-па так уж просто позволит себя отравить или как-нибудь там одурманить, даже если бы они и попытались…
– Меня зовут Диана, – сказала женщина. – А у тебя есть человеческое имя?
– Для ни-шуур у меня его нет! – огрызнулся Аспид. – С чего ты вообще взяла, что я позволю кому-нибудь из вас называть себя по имени?
Женщина отставила стаканчик на прикроватную тумбочку и подошла к завешенному тюлем окну. Потом она чуть приоткрыла белую пластиковую створку, и комнату сразу заполнил слитный шум машин, гудки и тарахтение мотоциклов.
Значит, там снаружи всё-таки какой-то город…
Некоторое время светловолосая молчала, неподвижно глядя на невидимую Аспиду улицу.
Мальчик напряжённо смотрел на неё с кровати.
На вид женщине было, наверное, примерно столько же лет, сколько могло бы быть сейчас его родителям. Хотя всё это, конечно, вполне может оказаться и просто обманкой… даже почти наверняка окажется.
«Между человеческими телами тули-па и смертного не больше общего, чем между вот этим жуком-палочником и древесной веточкой, – объясняла когда-то донья Милис, посадив Аспиду на ладонь странное существо с тонкими лапками и похожим на сухой лист вытянутым тельцем. – Поэтому людская внешность для нас – всё равно что грим или одежда для смертного… и в человеческом теле ты всегда будешь выглядеть таким, каким сам себя в этот момент ощущаешь…»
Аспид тогда, кажется, даже не очень удивился. Он и вправду давно уже заметил, что Вильф, например, когда тот по какой-то причине пребывал в игривом расположении духа, иногда смотрелся чуть ли не ровесником Кейру, а вот во время спаррингов ему, наоборот, всегда можно было дать разве что далеко за сорок.
Если верить Правительнице (а ей мальчик верил всегда), то при должной тренировке и навыках можно было при желании вроде даже и вообще до неузнаваемости изменять себе внешность… но это было сложно и, кроме того, требовало постоянного самоконтроля. По крайней мере, у Аспида, когда он из чистого любопытства однажды попытался попробовать, ни разу не вышло осознанно даже поменять себе цвет глаз или волос. «Да и зачем бы, малыш? – сказала ему ещё тогда, кажется, донья Милис. – Другие тули-па, как правило, всё равно обладают подлинным видением. И ты тоже обладаешь, мальчик мой, только тебе ещё нужно для этого слегка потренироваться… А ради смертных устраивать подобный маскарад и вовсе глупо. Существует миллион способов заставить их подчиняться тебе, не прибегая к таким сложностям…»
Они тогда сидели рядом на чёрной мраморной скамье у покрытой затейливой мозаикой стены, а сквозь разлом в стене виднелись заросли тонких, покачивающихся от лёгкого ветра шипастых лиан, освещённых мутным серо-зелёным светом, и Правительница ещё рассеянно гладила кончиками пальцев дымчатого полупрозрачного то ли мангуста, то ли длиннохвостого хорька, свернувшегося клубком у неё на коленях.
Как здорово было бы сейчас снова оказаться там, в прошлом. Когда ничего ещё не произошло…