— Остроумно. Ну, а если никаких предложений не последует? — Она пронзительно смотрела на него, смотрела так, словно хотела убедиться, что перед нею самый ординарный, самый обыкновенный мужик, который не достоин даже мимолетного внимания.
— Тогда... — Он поднял глаза. — Тогда уйду с завода я.
— Вы это придумали в одиночку или вам кто-нибудь помогал? Господи, до чего все пошло, гадко, мерзко! — Она закрыла руками лицо. — Раскисла сентиментальная баба, любви ей захотелось!.. Другая на моем месте утопилась бы или удавилась, а я и этого сделать не могу.
— Успокойтесь, во всем виноват я, — поднимаясь, сказал Анатолий Модестович.
— В чем, в чем вы виноваты?.. Перестаньте играть роль благородного рыцаря, вам не идет.
Кажется, она искала способа оскорбить его или хотя бы разозлить, вызвать в нем озлобление против себя, а он смотрел на нее и любовался ею. В гневе Зинаида Алексеевна была еще красивее...
— Ладно, я потом напишу новое заявление, а пока разрешите мне взять на три дня отгул. У меня накопилось.
— Пожалуйста.
— Спасибо и на этом. Можно идти?
— Зачем вы спрашиваете?
— Видите ли, меня с детства учили хорошим манерам, — проговорила она, поджимая губы. — А вы пока еще мой начальник. Так могу я идти?
— Идите, — устало сказал он и сел.
ГЛАВА IX
Главный инженер Харитонов был человеком мягким, обходительным. В отличие от директора он никогда не повышал голос, не объявлял взысканий, держался со всеми одинаково ровно, доброжелательно. Крупный специалист-металлург, уже занимая пост главного инженера, он заочно окончил машиностроительный факультет, что многим казалось ненужным чудачеством. И еще он обладал редким свойством, так недостающим большинству людей, — умел слушать. Не просто слушать, но прислушиваться к разумным советам и предложениям. Он видел перспективу, жил как бы в завтрашнем дне, что, собственно, и требуется от главного инженера. Текучка не заедала его, потому что Харитонов доверял людям, своим помощникам.
Придя к нему, Анатолий Модестович начал было раскладывать на столе бумаги — расчеты, эскизы, аккуратно и добросовестно выполненные в основном Зинаидой Алексеевной. Главный косо взглянул на эти приготовления, посмотрел на часы и спросил вежливо, нельзя ли ограничиться устным объяснением.
— Извините, но у нас всего двадцать минут.
— Хорошо.
— Тогда я слушаю. — И он откинулся на спинку кресла.
Анатолий Модестович был взволнован и потому говорил сумбурно, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, начинал излагать новые соображения, не закончив прежней мысли. Ему казалось, что главный не слушает его, а дремлет, потому что сидел Харитонов спокойно, не шевелился, не перебивал и ничего не уточнял. При этом глаза его действительно были полузакрыты. Однако он не дремал, но с интересом слушал.
— У вас все? — спросил он, когда Анатолий Модестович замолчал и стал как попало запихивать бумаги в портфель.