— Из-за чего?
— По работе, из-за чего еще, — ответил за зятя Захар Михалыч. — Дело такое.
— Зачем ты ссоришься с Зинаидой Алексеевной? — выговаривала Клавдия Захаровна мужу. — Неужели нельзя уступить, ведь она женщина!
— Бывает, что и нельзя, — опять встрял Захар Михалыч.
— Ах, отец!.. Вы же ничегошеньки не знаете про нее. Она такая несчастливая... У нее был муж, и ребеночек тоже был, только умер почти сразу после родов. А муж с войны не вернулся к ней, дурак. Она очень любила его. Подумать надо — красавица, умница, а вот не повезло в жизни. Ты хоть чаем напоил ее?
— Она отказалась, — ответил Анатолий Модестович, думая, что он действительно ничего не знал о личной жизни Зинаиды Алексеевны.
— Значит, плохо предлагал. Ни на минуту нельзя уйти из дому, обязательно что-нибудь случится. Сами ужинали? Я сейчас, пальто сниму. — Она вышла в прихожую.
— Захар Михайлович! — позвал Анатолий Модестович.
Старый Антипов медленно поднял голову от стола, взглянул на зятя пристально, но без осуждения или негодования, скорее с жалостью, поискал глазами пепельницу и, не найдя, ткнул окурок в цветочный горшок на подоконнике.
— Выслушайте меня...
— Кто-то рассказывал, что будто бы один писатель, что ли, немец или француз... — Захар Михалыч говорил нарочито громко, чтобы было слышно в прихожей. — Так вот он работал по ночам...
— Многие писатели и художники работают по ночам, — входя в кухню, сказала Клавдия Захаровна. — У них работа тишины требует.
— А этот, как его?.. — Он смотрел в окно и видел там, точно в зеркале, отражение зятя, дочери и себя. — Еще влюбился в русскую помещицу...
— Бальзак, — подсказала Клавдия Захаровна. — Но помещица была не русская, а только подданная России.
— Это все равно. Я к тому, что спать пора.
— Что-то ты загадками говоришь, отец.
— Все в жизни сплошная загадка, — сказал старый Антипов и, поднявшись, ушел в свою комнату.
— Ты будешь ужинать? — спросила Клавдия Захаровна мужа.
— Не хочется, пойдем и мы спать.
Она уснула тотчас, едва легла в постель, а Анатолий Модестович уснуть не мог.