– Крещения, – снова хором ответили Габриель и Джулианна.
Священник спросил, понимают ли они свой родительский долг, и они подтвердили, что да. Тогда он обратился к Кэтрин, которая попросила назначить ее крестной матерью.
Габриель к своей роли отца отнесся очень серьезно. Даже сейчас, стоя перед паствой и перед Богом, прося для своего ребенка крещения, он размышлял о мириадах обещаний, которые будет обязан дать и сдержать, чтобы оправдать звание отца этой маленькой жизни.
Сказав еще несколько слов, отец Фортин перекрестил ребенку лобик, пригласив троих взрослых сделать то же самое. Родственники выстроились короткой процессией к возвышению, где было прочтено Писание и произнесено пастырское наставление. Габриель чувствовал, что мысли у него разбредаются, хотя взгляд был зафиксирован на Клэр.
Он думал о собственных духовных испытаниях. Думал о борьбе с зависимостью и о потере своего первого ребенка. Рука чесалась, стремясь коснуться имени, наколотого на теле.
Он думал о Ричарде, о его брате и сестре. О Рейчел и о ее недавних переживаниях. О том, что он сейчас в кругу своей семьи – Скотт, Тэмми и Квинн сидят на скамьях вместе с Ричардом, Рейчел и Аароном, с Томом и Дианой Митчел и их сыном Томми.
Биологическая сестра Габриеля Келли сидела с мужем на скамье напротив Скотта, и с ними сидела Ребекка. На задних скамьях расположились избранные друзья и прихожане церкви.
Для человека, в основном проведшего свое детство в одиночестве, семья у Габриеля была довольно большая. И Кэтрин, один из крупнейших специалистов своего времени по Данте, в каком-то смысле усыновившая Габриеля с женой, согласилась передать свою любовь и поддержку Клэр.
Девочка завозилась у отца на руках, и Джулия дала ей соску. Клэр посмотрела на мать и успокоилась, открытые небесно-голубые глаза глядели с любопытством.
Габриель вообще не думал, что у него когда-нибудь еще будет ребенок. На самом деле он даже прошел медицинскую процедуру, гарантирующую, что этого не произойдет. Но затем все изменилось. Переменилось, когда кареглазый ангел в кроссовках и джинсах вышел и сел рядом с ним на заднем крыльце.
Габриель вспоминал время, проведенное в Ассизи в разлуке с Джулианной, и как он встретил благодать и прощение в крипте Святого Франциска. Вспомнил, как искренне молился, чтобы Джулианна его простила и вышла за него. Чтобы Бог даровал им ребенка.
В руках он держал чудо – обилие благодати, излитой на человека, обуреваемого гордыней и иногда гневом, несдержанного и увлекающегося, похотливого и распутного.
Прощение – не для безгрешных или совершенных. Милосердие – не для праведных. Надо было научиться называть и признавать собственные пороки, чтобы исцелиться. И само это исцеление требовало от него относиться к другим страдающим душам с милосердием и состраданием. Блестящий пример этого давала Джулианна.
Когда священник начал читать наставление, Габриель посмотрел на реликвии справа от алтаря. Одна из них принадлежала св. Максимилиану Кольбе – монаху-францисканцу, казненному в Освенциме. Он добровольно вызвался на смерть вместо другого человека, у которого была семья.
Перед лицом такого мужества, такой жертвенной любви Габриель почувствовал себя ничтожным. Он-то не святой, и никогда святым не будет. Но будет любить дочь и жену так, как ему дано, и стараться стать человеком, на которого дочь будет смотреть с восхищением.
Клэр подремывала у него на руках, до сих пор с удовольствием сося соску. Священник закончил наставление и стал произносить молитвы, которые паства за ним повторяла.
Джулия просунула руку под локоть Габриеля, прислонилась к мужу. Он инстинктивно коснулся губами ее виска.
Она хранила секрет. Хотя и оправдывала свое молчание надеждой, что онемение правой ноги временное, совесть ее бунтовала.
Сердце ее переполнилось. И, как обычно в такие моменты, она застыла неподвижно, раздумывая над тем, что происходит.
Она – жена, а теперь еще и мать. Она – аспирантка, в будущем преподаватель. Она дочь и сестра. И она, как Габриель, долго была жертвой одиночества и отчуждения в юные годы, но сейчас ее окружает большая любящая семья.