— Они выигрывают, а мы даже не знаем, что это за игра, — с легкой хрипотцой проговаривает он, со всех сторон внимательно разглядывая пулю, продолжая удерживать ее подушечками пальцев. — Нам нельзя терять время. Собираем все нужные вещи и валим отсюда. Они могут вернуться в любой момент.
— Эй, Роб, глянь, — с усмешкой сообщает рыжеволосый, прицеливаясь в одну бывшую темнокожую девушку, мимо которой я только что пробежала в отдел личной гигиены. — Моей восемьсот пятой будет мулаточка.
Мулаточка с противным горластым шипением, давящим на сознание, надвигается в сторону парней. Но не успевает она сделать и пары неуклюжих шагов, как Джеймс тут же стреляет ей в упор, напрочь разнося мозги по стеллажу с кормом для домашних животных.
— Ты все равно не переплюнешь мою семьсот восемьдесят девятую, — ухмыляется в ответ Роберт, кивая на лежачий труп бывшей мулатки. — Ту сексуальную латиноамериканку с пятым размером я никогда не забуду.
Ухмыляясь, Джеймс позади улавливает тихое шипение и наставляет ствол оружия в сторону неизвестного источника звука. Через пару секунд из-за угла не спеша выползает небольшое гнилое тельце белокурой девочки лет восьми. С горластым шипением она надвигается в сторону рыжеволосого, протягивая к нему тонкие облезлые ручки, заляпанные алой кровью. Размазанные следы ее преступлений везде: на цветастом коротком платьице, на когда-то бывшем миловидном личике и даже на тоненьких бледных коленных чашечках.
Парень с легким изумлением отходит на пару шагов назад, крепче стискивая ружье.
Три. Два. Один.
Выстрел.
Худощавое детское тельце слегка вздрагивает и через мгновение летит вниз, разбрызгивая алой кровью все окружающее пространство.
— Когда я умру… хочу, чтобы вы похоронили меня вместе с огнетушителем, — с нервной улыбкой на лице произносит он, пытаясь отшучиваться. — Ну, понимаете, ад и все дела…
Я отхожу от парней на приличное расстояние. Прохожу мимо различных отделов с косметикой, товарами для праздников, кормами для домашних животных и, наконец, пропадаю в отделе с хозяйственными товарами. Мимо бродят мертвецы, принюхиваясь и прислушиваясь на каждом шагу. Кто-то из муз задевает рюкзак с вещами, кто-то врезается плечо, но никто из них не может сообразить, почему они не ощущают так полюбившийся им свежий запах крови и мяса.
Сзади раздается непривычное шуршание.
Я не обращаю никакого внимания, связывая его либо с бесцельно шатающимися музами, либо с Роном, который должен находиться где-то в непосредственной близости от меня. Все внимание сосредоточено лишь на нескоропортящихся продуктах и хозяйственных вещах, которые я мельком выискиваю на каждой полуразрушенной полке.
Шуршание повторяется. За ним следуют неторопливые шаги за спиной и в тот момент, когда я решаю обернуться — мои руки одним грубым движением заводят за спину. Теплая кожа сталкивается с холодным металлом наручников, и позади раздается едва уловимый щелчок.
Я не успеваю даже раскрыть губы, чтобы закричать, как лицо накрывают темной тряпкой с мерзкими зловониями, больно зажимая носовую кость. От ее химического содержимого бросает в холод, в носу начинает неприятно пощипывать, в горле и по всему пищеводу разрастаются непривычные покалывания, нежная слизистая глаз реагирует моментальным слезотечением, а спина покрывается липким ужасом неизвестности.
Мое сопротивление ограничивается нелепыми виляниями из стороны в сторону, благодаря металлическим браслетам на запястьях. Мир вокруг начинает двоиться, а земля под ногами дрожать, пока я отчаянно продолжаю биться за жизнь и беспомощно мычать в тряпку.
Но ничего не выходит.
Человек за спиной лишь крепче сжимает тряпку с мерзкими зловониями, и я постепенно теряю связь с реальностью, беспомощно обмякая в его руках. Беспощадные музы с мертвыми глазами, приближающиеся в нашу сторону с прерывистым шипением — последнее, что я вижу. А после — меня охватывает беспроглядная и неизвестная тьма.
Глава 25
Две холодные глыбы льда. Два айсберга, глядящие на меня с особенной теплотой. Они улыбаются. Они согревают меня, не смотря на излучающий холод полярной ночи.