— Сам командующий, Константин Константинович Рокоссовский, лично вручил! За Восточно-Померанскую операцию! Старшиной войну закончил. В сорок третьем призвался, красноармейцем простым. А теперь вот — девчушку молодою убил…
По небритым щекам конюха покатились слезы. Алтуфьев налил из графина воды, протянул конюху. Шалькин жадно выпил, поблагодарил:
— Спасибо. И вообще спасибо, товарищ следователь, что со мной так долго возитесь. Я понимаю, отпечатки пальцев и все такое… Другой бы…
— Скажи-ка, Федор Иваныч, ты сапоги как носишь?
— С портянками. А как еще? — удивленно отозвался конюх. — Я их по-особому, по-фронтовому наматываю — и аккуратно, и быстро.
— А помнишь, ты их переобуть захотел… Ну, сапоги-то!
— А… — подозреваемый потряс головой. — Так портянки-то перемотал, да. А то неудобно — будто не я и обувался. Не как у нас, а по-немецки, «конвертом».
— Что значит — по-немецки? — насторожился следователь.
— Ну, говорю же, конвертиком, — Шалькин повел плечом. — Так немцы в войну мотали, ну, вермахт ихний, армия. Нога сначала на портянку ставится, а потом заматываешь, вроде как в конверт запечатываешь. У фрицев меньше портянки-то, у нас — длинней. А конверт потом, ежели промок, дак на сухую не перемотать. У нас-то еще сухое место сыщется, а у фрицев — нет.
— Немецкий способ, правильно я понимаю?
— Так я ж и говорю! Никогда так не мотал. Непривычно! Как так вышло — ума не приложу. По пьяни, наверно.
— Так, Федор Иваныч! Я сегодня же вызову защитника, положено тебе, и по-новому тебя допрошу. И эти твои слова в протокол добавлю.
— Ну, гражданин следователь, я разве против? Надо так надо. Добавляй. Только вот объяснить я это не могу. Ну никак! Разве черт попутал. Так и то — немецкий.
Адвокатом-«положняком» у Шалькина был старичок из Тянской коллегии, Крестовский Борис Арнольдович. Он вообще-то считался въедливым, но по этому делу особого рвения не проявлял, что и понятно. Правда, приехать согласился в любое время:
— Только автобусом, молодой человек, автобусом. Личного транспорта у меня нет. Как там у вас, батенька, автобусы-то? Три раза в день? Вот в обед и ждите. А на вечернем уеду. Что, задумались-таки? — голос защитника внезапно стал ехидным. — Выпил, убил, заснул? Что-то уж как-то простовато, батенька, будет.
— Спасибо большое, Борис Арнольдович! До скорой встречи. Жду.
Как раз в это время в кабинет заглянул Ревякин. Усмехнулся, невольно услышав последнюю фразу:
— Адвоката вызвал? Шалькина будешь терзать? Смотри, Арнольдыч — старичок душный. Еще при царе начинал, присяжным поверенным.
Следователь поднял глаза:
— Здорово, Игнат. Что там у нас с Хренковым?