Матвей поднялся.
Мимо него пронеслась мохнатая стая.
Огонь настоящими лапами сокрушал поляну, свирепствовал из-за голода и собственной клетки.
Где-то сбоку мелькнуло лицо с голубыми, обесцвеченными старостью глазами.
В Ничто жрец вонзил в грудь пленника кинжал, и кровь полилась по вздымающемуся туловищу вниз тяжелым велюровым полотном.
Из кровавой ямы вынырнул ребенок и хлопал по глади пухлой ручонкой.
Ипсилон вложил в ладонь нож.
– Абсолют. Абсолют. Абсолют…
Матвей присаживается рядом. Его тошнит из-за всех ранений и запаха Ипсилона.
Наклоняясь, он вдыхает сальную удушливость полной грудью и щекочет пух на чужой щеке.
– Нужно освободиться. Ты и я. Ты и я…
– Я не хочу умирать, но и жить здесь не желаю. Есть вещи, изменить которые людям не по силам, а есть те – на которые можно повлиять. Пускай они незначительны, незначимы для вселенской судьбы, но если я могу это сделать – я сделаю, – мужчина шепчет прямо на ухо убийце. – К черту судьбу, страх – больше не их оружие.
* * *
Перед глазами Алены и Гриши все плывет.
Они падают на землю, часто-часто дыша, прогоняя по крови кислород.
– Боже, боже, – выдыхает девушка, вперив взгляд вперед.
Перед ними предстает полыхающая пламенем поляна.
Алена не знала – стоило обычному человеку это увидеть, как все возвратилось на круги своя, и на звонок Гриши с телефоном в дрожащей руке ответили.
Однако не об этом думает девушка, не за это цепляются янтарные глаза – она ищет между оранжевыми всполохами лицо брата.
Ей чудится, будто костер улыбается, обнажая острые зубы.