На это в груди отзывалось все его естество.
В глубине сознания раз за разом вспыхивали воспоминания о вчерашнем: о мире за окном, о жгучем живом ветре, о письме.
О заказчике.
Мысли не давали сконцентрироваться на работе. Кисточка касается холста, и тут же перед глазами встает письмо. Краска, как из зубного тюбика, змейкой выдавливается на палитру, и тут же в окне плещется черное море. Запах растворителя ударяет в нос вместе с запахом тухлой жижи.
После трех часов изнурительной борьбы с собой Матвей выжат, как лимон.
– Ну, неужели мне действительно интересно размышлять о галлюцинациях?
Однако, что уж тут говорить, конверт в столе нельзя было назвать миражом.
– Я должен рисовать. Работать. Не отвлекаться.
За окном пролетают голуби. В шуме хлопков крыльев чудится барабанный бой.
– Тьфу ты…
Измазанная палитра ложится на край стола рядом с кисточками и растворителем.
Матвей громко вздыхает и качается на носках.
Он сдается. Ему чего-то очень хочется, но вот чего именно?
Неопределенность запутывает нити мыслей клубком, и где-то в этом узле Матвею нужно найти ворсистый конец.
Застряв пальцами-спицами в пряже, он раздосадовано проходит в затхлую кухню, где в солнечных лучах летает сплошная пыль. Пальцами гладит стол, поправляет перекосившийся уголок полотенца, закидывает в рот остатки завтрака с тарелки.
Шумно выдохнув, стоит в темном коридоре, прежде чем включить свет.
На глаза попадаются ботинки. Матвей задумчиво крутит их в руках, следя за блестящей полосой, как зверек, убегающей при каждом повороте. Сам не зная зачем, надевает их на ноги. Как-то само собой получается надеть куртку и открыть дверь.
Только услышав гул ветра, как разбойника, шастающего по лестничным пролетам, Матвей просыпается. Закрывает дверь. Открывает дверь. Закрывает. Вздыхает и открывает. Провернув ключ в замке, отступает на шаг назад. Еще и еще.
Спускается по лестнице, с надеждой останавливаясь там, где услышал пару дней назад шум волны. Покусал губы. Спустился вниз. Нажал на кнопку. Вышел на улицу.
– Как же скучно…