Но вот хаос ворвался в мерзком образе щупалец, смел все в одну склизкую кучу.
Внезапно где-то в отдалении послышался знакомый бой. Мужчина дернулся и прислушался.
Тихо, ненавязчиво, чуть звонче, чем раньше били барабаны.
Матвей боялся сделать шаг, боялся вдохнуть, потерять ниточку. Как паук, струнами внутри он пытался нащупать, на какой паутинке муха. К какой ползти.
Вон.
Есть…
Закрыв глаза, Матвей сделал шаг вперед и остановился, проверяя, не ошибся ли.
Еще шаг.
Еще шаг.
Убедившись, что крепко-накрепко вцепился в паутинку, побежал.
Он бежал мимо дворов, за шумом дыхания теряя звон, веря лишь в собственное чутье. Бежал через детские площадки, наступая прямо в песочницы, ломая песочные формочки. Вслед ему что-то кричали мамочки, и за их голосами, порой, Матвей терял свой. Тогда он останавливался и прислушивался, пока вновь не нащупывал липкие паутинки. Бежал на едва уловимый ритм, не задумываясь, что будет потом.
Потом будет потом.
В одном из дворов, на скамейке сидела пожилая парочка, проводившая его задумчивым взглядом – Матвей сам не замечал, как закрывал глаза и бежал лишь на звук.
Но вдруг тот оборвался.
– Нет-нет, – Матвей остановился, в глазах потемнело. – Рано.
Придя в себя, он изучающе огляделся по сторонам.
Ряды домов выглядели неприветливыми великанами, десятками окошек с прищуром провожавшими незнакомца.
В надежде догнать беглеца мужчина направился вперед. Ему казалось, звук должен принять какую-то форму: шара, зайца, неясной дымки. Хоть какую.
Он заглянул в салон автомобиля через лобовое стекло, вгляделся в крону листвы дерева, носком ботинка поворошил упавшие сухие листики. Из подъездов выходили люди, и Матвей до неприличия долго провожал взглядом фигуры.
Отчаявшись, он уже решил, было, повернуть назад, как солнечный отблеск, вырвавшийся непонятно откуда, ослепил глаза.