Старуха провела мокрым языком по щеке, слизывая кровь и оставляя на коже слово – «Абсолют».
Абсолют!
Искры костра сожгли таинственного человека.
Щупальце поползло по лицу Матвея, холодными присосками охватывая нос и глаза.
Абсолют.
Внезапная паника накрыла ослепшего мужчину.
Он захотел выкрикнуть что-то, что избавило бы от слизи и языков, что-то, что вырвало бы его обратно в комнату, но вместо этого другое слово изрыгнул рот, другое слово затрепетало в воздухе:
– Абсолют!
Сердце забилось, как сумасшедшее, и мужчина подпрыгнул.
Перина под ним мягко спружинила.
– Что? – задыхался пораженный Матвей. – Это сон? Это все было сном?
Он завертелся на кровати, с жадностью вглядываясь в пыльную мебель.
Сон?
Но кое-что было не сном.
Матвей затрясся от страха, увидев на полу одинокий брызг краски.
Он уже знал, что увидит, знал, что предстанет перед ним.
Вся стена рядом с холстом хихикала забрызганной смешавшейся цветной грязью. Краска жирными потеками стекала на пол, наполняя подсохшие лужицы. По краям цвета оставались девственно чистыми, такими, какими хранились в тюбиках и баночках, а около холста представляли чудовищную изуродованную кашу.
Надругательство.
Надругательство ехидно и безнаказанно блестело с холста, а сам холст терпеливо поджидал человека, как вылезший из-под кровати монстр.
Блестел шипящий костер, груда обвивающих друг друга тел.