Хватаясь за реальность, пытаясь сопротивляться, он прыгнул в воду, укрепляя щит — но неведомая сила прошла через его щит, не заметив, — и еще один мягкий удар коснулся его сознания.
Он ворочал мордой в холодной воде, дергал лапами, и рычал, и пятился, уже проваливаясь в сон. Он цеплялся за знакомые образы и воспоминания — но отчего-то в голову лезла только девочка Рудлог и неоднократно вспоминавшееся ее звонкое: «Ты что же, меня тут так и оставишь?!». Он вдыхал и выдыхал — но глаза уже почти ничего не видели, а на сознание опускались, словно птицы с мягкими крыльями, пелена за пеленой.
И Вей, то ли захрипев, то ли захрапев, упал на бок в воду, чувствуя, как выдергивает его из реки неведомая сила, — но уже не в состоянии проснуться.
На полях под Менисеем били дальнобойные пулеметы, заставляя врагов прятаться за охонгов и отступать. Стрекоз с минометчиками сбивали, уничтожали, они взрывались в воздухе, падая на землю пылающими свечами, — но и орудия одни за другим замолкали, несмотря на то что были защищены щитами.
Какие-то из них попадали под удар врагов, которые, как и ранее, брали количеством, атакуя орудие до тех пор, пока щит не истончался. Но большая часть артиллерии выходила из боя умышленно.
— Пусть враги думают, что уничтожают орудий больше, чем это есть на самом деле, — приказывал командующий Хэ Онь. — Маскируйтесь, отступайте под прикрытие крон. Пусть верят, что их не накроет дальним огнем.
Хань Ши иногда погружался в полудрему, в которой чуткость его возрастала стократ — и тогда он словно охватывал все поле боя взглядом, оценивая, где нужна помощь, где иномиряне слишком близко, где нужно отводить бойцов. Затем просыпался и передавал сведения командующему, не вмешиваясь в его приказы — ибо у армии должна быть одна голова.
Он успел пообщаться в ментальной лакуне с сыном, привычно попробовать продавить внука — но Вей Ши, к гордости императора, искусно ускользал от поиска, создав такую глухую защиту, что, даже объединись мужчины семьи, и то вряд ли смогли бы расколоть ее. Тигренок должен был быть далеко, в Тафии, он давал обещание — но Хань Ши слишком любил его и слишком хорошо знал, потому в сердце засела игла тревоги.
Чтобы убрать ее и не отвлекаться на поле боя, император взрезал когтем ладонь и создал из своей крови, крови сына Разума, шесть птах-равновесников.
— Следите за землями вокруг, — приказал он зависшим в воздухе, внимательно слушающим его духам. — Непрерывно следите, и, если почувствуете еще одного Ши, силой, данной вам мной, повелеваю усыпить его и спрятать. А затем доложить об этом мне.
Стихийные духи синхронно, мелодично засвистели, изящно кланяясь создателю, а затем туманными золотисто-фиолетовыми шлейфами взмыли к солнцу, расходясь в разные стороны.
И когда через пару часов перед императором соткалась одна из птах, он посадил ее на руку, считывая ментальные образы, и затем, благодарно погладив по перышкам, отпустил на свободу. Он видел Вея, спящего под длинными, касающимися земли ветвями плакучей ивы на берегу реки чуть дальше города Менисей, и грозно хмурил брови, и одновременно мягко улыбался от упрямства внука.
Пусть поспит. Сердце императора было спокойно.
Солнце пошло к закату. Перерывы между залпами становились все больше, и из портала, пользуясь этим, шли новые отряды — десятки тха-охонгов, сотни охонгов с наемниками, сотни раньяров. Но Хань Ши знал, что армии иномирян исчисляются десятками тысяч, и понимал, что это все еще разминка, проба сил.
— Враг прощупывает нас, выжидает, — вновь склонился к нему адъютант, передавая слова Хэ Оня. — Все зависит от того, поверит ли он в нашу слабость. Хватит ли у него выдержки отправлять на перемалывание малые отряды, или он решится на быстрый и мощный удар.
— Поэтому мы и выманиваем его, — улыбнулся Хань Ши, прислушиваясь к затихающей канонаде. — Кто же сравнится в выдержке с йеллоувиньцами?
Йеллоувиньские части, оберегая солдат, постепенно, будто неохотно, час за часом отступали к лесу. Все больше выходило из портала иномирян, все жарче и плотнее становился бой. К вечеру начались рукопашные. Поле превратилось в грязь, гроза подошла совсем близко, окатывая первыми порывами брызг, и император удовлетворенно улыбнулся — все рассчитал точно.
По стихийным всплескам то тут, то там он понимал, что в бой вступают боевые маги, помогая отходить солдатам с передовой.
К ночи йеллоувиньцы почти прижались к лесу, и под покровом темноты измученных и раненых бойцов на позициях стали заменять отряды, подошедшие из тыла. Орудия почти затихли — так, били пять-шесть, чтобы не вызвать подозрений, — но и раньяры исчезли в портале, оставив ночные бои наземным инсектоидам.
Хань Ши, весь день просидевший на циновке, поднялся, потянулся с изяществом и направился к командному пункту. После короткого разговора он обернулся тигром и под начинающимся ливнем помчался в лес. Охотиться, потому что силы ему понадобятся.