— Я надеялся, что до этого не дойдет, мой господин, — хмуро проговорил Хэ Онь, чье лицо за ночь осунулось и посерело, а в черной бороде пробились первые седые волосы.
— Я тоже, — мягко сказал Хань Ши. — Вели моей гвардии строиться, Хэ Онь. А я пока выпью чаю и сменю одежды на парадные.
— Какого чаю сделать тебе, господин? — верный Йо Ни согнулся в поклоне, пока слуги помогали императору надеть золотистый ве-лой с драгоценным поясом.
— Лучшего, — попросил Ши, опускаясь на циновку и прикрывая глаза. — Лучшего в моей жизни, друг.
— Да, господин, — сказал Йо Ни и ниже опустил голову, чтобы не расстраивать друга слезами.
Чай, поданный в липовой пиале, пах пьентанской весной, в которую Хань Ши родился, розами, которые цвели в день первого поцелуя юного наследника, и первой вишней, попробованной, когда император был еще младенцем. Молоком матери и ароматом волос любимой жены, ветром с гор и полынным суховеем степей. Он пах лилиями, цветущими в каналах Пьентана, горячим клинком, кожей седла, кутячьим духом детей и внуков, кровью первой добычи и нежным жасмином. А на вкус он был, как ключевая вода, текущая по лепесткам цветов, смолистым почкам и мягкой траве.
— Он идеален, Йо Ни, — тихо произнес император, не открывая глаз. — В нем всего достаточно. Как в моей жизни. И сладкого, и горького, и мягкого, и жесткого. Да, в моей жизни всего было достаточно…
Раздался всхлип, но когда Хань Ши поднялся, глаза друга были сухи и лицо спокойно. Император сжал в ладони пиалу — и из нее поднялась крохотная роза, расправившая листья, распустившая золотистый бутон. Вокруг разлилось дивное благоухание.
— Я все сказал моей старшей супруге, моей Бабочке, — проговорил Хань Ши. — Но не сделал подарок. Вот тебе моя просьба, друг — уезжай сейчас и отдай ей это. Она поможет ей спать без тоски.
— Да, мой господин, — Йо Ни поклонился, прижался губами к ладони императора и с трепетом взял в руки волшебную розу. Хань Ши шагнул вперед, в первый раз за жизнь обнимая верного слугу, — и отпустил его, отворачиваясь к гвардии. Сто воинов, сто мечей — среди которых еще недавно был и Вей Ши.
Мысль о том, что внук надежно спрятан и будет еще долго спать, согрела душу, тронула улыбкой губы, еще помнящие вкус лучшего чая в жизни.
— Сыны Йеллоувиня, мои императорские клинки, пришло наше время, — сказал Хань Ши гвардейцам, вытянувшимся перед ним. — Вы — лучшие воины страны. Примете ли вы мою силу?
— Да, великий император!
— Готовы ли вы биться так, чтобы войти в легенды?
— Да, великий император!
— Я поведу вас. Вы пойдете со мной?
— Да, великий!
Император раскинул руки, гортанно и громко выводя Слово призыва — и тотчас от всех могучих деревьев, поднявшихся за прошлые сутки, оторвались духи-равновесники, созревшие в них. Семена, взятые из императорских садов, наполненные силой Ши и силой духа-колодца, потомки деревьев, которые были посажены еще первым Ши, породили волей императора равновесников необычайной мощи.
Сотня переливающихся золотым и фиолетовым туманных птиц зависла над гвардейцами.
— Слушайте меня, дети стихии моей! — император говорил тихо, но его слышали все. — Укрепите эти тела, дайте им силу и неуязвимость, помогайте им в бою. Напитайте их клинки силой, чтобы они могли разрезать даже камень! Будете служить им до тех пор пока враг не будет изгнан с Туры! Я дал вам жизнь, и в награду ваше пристанище останется вашим домом навсегда!