Королевская кровь-11. Чужие боги

22
18
20
22
24
26
28
30

Это было так хорошо, что Василина едва сдержала блаженный стон. Еще немного, еще несколько минут… Бойцы, окружив костер с оружием наперевес, стояли спинами, чтобы защитить и не смущать королеву.

Рядом хрустнуло, будто под тяжелой тушей, в щеку ее лизнуло покалывающим плотным огнем.

— Ну-у-у, вои-и-ительница, разлегла-а-а-ась, — раздалось знакомое фырканье, и большая голова ткнулась королеве в плечо. — А-а-а к мужу-у-у кто возвраща-а-аться будет?

— Откуда ты здесь? — спросила Василина, улыбаясь и глядя в небо. Силы возвращались невероятно быстро, сонливость отступала.

— Му-у-уж твой посла-а-ал, — с готовностью доложил Ясница. — Ска-а-а-азал, тебе так будет спо-о-окойнее!

— И он прав, — согласилась королева, обнимая гепарда за шею и садясь. Огнедух мурлыкал, и пламя костра вибрировало в такт. — Но тебе ведь нельзя в листолет.

— Зато те-е-ебе можно в во-о-оздух, — прозрачно намекнул огнедух.

— И верно, — улыбнулась королева.

Часть 2. Глава 12

Хутор полковника Латевой, 20.05

Солнце садилось невыносимо медленно, и половина холма была еще ярко освещена, а половина — погружена в тень.

У Люджины кружилась голова, но она дралась как последний раз в жизни. Из руки сочилась кровь — достал противник перед тем, как рухнул с разбитой головой. Дробжек слышала свое тяжелое дыхание, пот заливал глаза, спину, живот ныл и казался каменным. Дышать было тяжело из-за гари и пыли, которые драли горло и забивали ноздри.

Защитники хутора растянулись небольшой дугой метрах в пятнадцати от стены, там, где лежали туши тха-охонгов, убитых Дорофеей. К ним получалось прижиматься, они помогали прятаться от выстрелов.

Ярости и неожиданной атаки хватило, чтобы оттеснить нападающих на несколько метров назад. Но иномирян было в несколько раз больше, и в рукопашном бою они были далеко не новичками. А из-за спин их прикрывали арбалетчики.

Нужно было удержать врагов до прихода подкрепления. Нельзя было пустить их внутрь.

Люджина, вынырнув из-за жвала дохлого тха-охонга, ударила одного из иномирян прикладом в лицо, — перекошенное, вспотевшее, с тонкой бородкой, — второго отбросила коленом. Чуть не наступила на кого-то — в рукопашной все наталкивались и на своих, и на чужих, — оглянулась. Игорь расстрелял обойму и теперь катался по земле с иномирянином, который пытался его задушить.

Дробжек, развернувшись, прямо на ходу пнула врага в висок ботинком. Тот даже не дернулся — сразу обмяк на Стрелковском.

— Люджина, сзади! — крикнул Игорь. Дробжек, щурясь, выставила локоть и зашипела от боли — ее вновь достали ножом. Она отмахнулась — но врага снес Стрелковский, всадив его же нож ему в живот.

Люджина, шатаясь, шагнула назад раз, другой. Вновь наступила на чье-то тело, чуть не упала, оперлась на развороченную тушу тха-охонга. Враги и соратники лежали здесь, в тени этого холма, ставшего холмом смерти.

В глазах расплывалось все сильнее. Живот дергало, но она не могла ничем себе помочь — резерв был на нуле, амулеты опустошены. Невыносимо было натыкаться на тела, невыносимо слышать крики и хрипы вокруг и даже не мочь повернуться, броситься туда, спасти хоть кого-то. К ней кинулись сразу двое врагов — и снова она била прикладом винтовки, как дубиной, принимала на ствол удары ножей, и понимала, что ей везет — потому что мимо свистели не только пули, но и арбалетные болты. Пусть почти все рудложцы в бронежилетах — от попадания в голову или в крупную артерию никто не застрахован.