РазNообразный Наполеон

Два имени упоминались чаще всего. Евгений Викторович Тарле и Альберт Захарович Манфред. Оба написали книгу о Наполеоне. Тогда-то я и понял: не получится у меня совсем без историков написать эту книгу. Причем именно в той ее части, где речь идет о литературе. Сейчас все объясню.

Я, как и множество других людей, знакомство с Наполеоном начал с книг замечательных советских историков Е. В. Тарле и А. З. Манфреда. Тарле прочитал лет в четырнадцать. День, конечно, не помню, а обстоятельства – очень хорошо.

Я тогда «штурмовал» собрание сочинений Конан Дойла. Сидел с очередным томом, и отец спросил меня, что именно я читаю. Ответил, что приступил к «Подвигам бригадира Жерара». Тут он вдруг сказал мне: «Подожди». И принес книгу с синей обложкой. Е. В. Тарле, «Наполеон». Академическое издание 1957 года. Она до сих пор у меня есть. Первая научная монография, которую я прочитал… Не отрываясь! Так я познакомился с Наполеоном.

Спустя несколько лет пришла очередь Манфреда. Настало время споров. И каких! Ты за кого – за Тарле или за Манфреда? Люди старшего возраста до сих пор продолжают выяснять, хотя выбор-то теперь другой, огромный. В те времена чуть до драк не доходило. Преувеличиваю, конечно, но дискутировали горячо. И «хорошим тоном» почему-то считалось «быть за Манфреда».

Не знаю, не знаю… Я-то «за Тарле». Отчасти потому, что это именно Евгений Викторович первым познакомил меня с Наполеоном. В большей степени из-за того, что для меня спор «Тарле против Манфреда» давно уже не про «кто лучше». Это, в конце концов, дело вкуса. Просто два прекрасных историка – фигуры разные по масштабу. А так, конечно, два «Наполеона», Тарле и Манфреда, в советские времена – основа основ. То, что прочитали если не все, то многие.

Только ли в личности Наполеона дело? Главным образом да. Перу Манфреда, например, принадлежат и еще несколько интересных книг в биографическом жанре, но ни одна из них с «Наполеоном» и рядом не стояла. Более того, сейчас и его «Марат», и «Три портрета эпохи Великой французской революции» кажутся безнадежно устаревшими, а «Наполеона» по-прежнему читают.

Парадокс: оба Наполеона – и Тарле, и Манфреда – написаны с марксистско-ленинских позиций. По-другому быть не могло. Они обязаны были писать про «интересы крупной буржуазии», про «бонапартизм» и так далее. Однако и Манфред, и Тарле с трудом скрывали свое восхищение Наполеоном. Оно все равно проглядывало сквозь строчки о «классовой борьбе»!

И это делало их книги необыкновенно привлекательными! А еще то, как они были написаны. Что я имею в виду прежде всего? Одна из главных бед советской историографии заключалась в том, что в ней возобладал абсолютно «казенный», сухой язык. Назывался научным. Не поверите, но меня еще в студенческие годы ругали за то, что я пытался «отходить от стандартов». Считалось, чем скучнее – тем правильнее. Поэтому те, кто писал правильно, но хорошо, так высоко ценились. Тарле и Манфред как раз такие. Это, знаете ли, особый дар – создать нечто увлекательное в рамках марксистско-ленинской теории.

Они могли, а Наполеон им позволил. Они еще в советские времена сделали нечто очень важное. Показали: «как» значит отнюдь не меньше, чем «что». Слово! Вот почему я посвятил двум великим ученым главу именно в этой части. Мы должны благодарить и Тарле, и Манфреда не только за то, что они познакомили с Наполеоном миллионы людей, но и за то, что они показали им – история должна быть нескучной.

А выбирать между Тарле и Манфредом – дело каждого. Я читал лекции по историографии и Тарле посвящал две, а Манфреду – половину одной. И я могу объяснить свои предпочтения как историк.

«Не только тем нам дорог Тарле, что знает он о каждом Карле…» С помощью строк из эпиграммы Маршака я учил студентов правильно произносить фамилию знаменитого ученого. С ударением на первом слоге. Евгений Викторович Тарле говорил: «Я еврей, а не француз» – и очень обижался, когда говорили Тарле́. Большинство людей, кстати, так делает до сих пор.

Возможно, потому, что, Тарле в основном занимался историей Франции. Хотя я сильно сомневаюсь в том, что те, кто произносит фамилию академика «на французский манер», об этом знают. Ведь прочитали они, скорее всего, только одну его книгу. О Наполеоне. Как и в случае с Манфредом. Я не буду сравнивать книги. Речь только о людях, которые их написали.

…В революционный 1917-й Тарле сорок лет, он уже известный ученый. По факту Тарле относился к той категории людей, которых в СССР начнут именовать «старой профессурой». Они состоялись еще при царизме, и то, каких взглядов они придерживались, не столь уж и важно. Так или иначе они из «другого мира», и советская власть про это никогда не забывала. Более того, Тарле, на мой взгляд, так и не стал «полным и окончательным марксистом». То есть основных канонов он, безусловно, придерживался, но какие-то «родимые пятна» всегда оставались.

Не буду останавливаться на этом моменте подробно, просто отмечу. В тех случаях, когда академик попадал под «огонь критики», об этом моментально вспоминали. Как ему удавалось уходить из-под огня – вопрос другой, он потребует отступления, и мы его сделаем.

Альберт Захарович Манфред родился в 1906-м, он настоящий советский ученый. Все. Добавлять ничего не нужно.

«Прошлое» Тарле всегда напоминало о себе, а настоящее Манфреда, период его становления как историка – конец 20-х – 30-е годы прошлого столетия. Противоречивое, а местами очень страшное время. Оба – и Тарле, и Манфред – станут жертвами репрессий. Тарле арестуют в 1930-м, но быстро выпустят. Манфреда – в 1938-м и тоже ненадолго.

Конечно, в жизни обоих это отнюдь не «эпизоды». Только в случае с Тарле это в гораздо большей степени часть истории. Причем истории, которая, как считают многие, имеет прямое отношение к его «Наполеону». Попробуем разобраться.

Тарле арестовывают по так называемому Академическому делу, начавшемуся в 1929 году. Почти за десять лет до «Большого террора» советская власть провела мощную акцию устрашения, жертвами которой стали ученые-гуманитарии. В том числе – представители «старой профессуры». По сравнению с тем, что будет дальше, «кровавой» кампанию не назовешь, но цель была достигнута.

Общепринятое мнение: с тех пор историки Страны Советов, в том числе выросшие в другой стране, стали писать то, что требовалось. По большому счету так оно и есть. Тарле не исключение, но он все же особый случай.

Особый – в силу огромного таланта и способности писать не как все. Я считаю, что именно по этой причине он нравился самому Сталину.