РазNообразный Наполеон

Слова произнесены. Давайте разбираться с нюансами. Некоторые называют Тарле «любимцем Сталина». Хотя все мы знаем: «любимцы Сталина» – звание опасное. И у того же Тарле под конец жизни вождя была реальная возможность попасть в число «нелюбимцев», со всеми вытекающими последствиями.

Называть академика верным «придворным историографом» я бы тоже не торопился. Тарле хорошо напугали тюрьмой и ссылкой – а многих ли не напугали? Он занимался пропагандистской публицистикой – а кто не занимался? Время – единственное возможное оправдание. Долго рассуждать на эту тему нет смысла. Да и «Наполеон» нам кое-что покажет.

Тарле вернули из ссылки довольно быстро. По личному распоряжению Сталина? Наверняка да. В 1936-м появился «Наполеон» Тарле. Написан по личному приказу вождя? Я плохо представляю, как это выглядело. Полагаю, что Сталин вполне мог быть знаком с планами ученого. Он очень внимательно следил за творчеством Тарле. Почему Тарле не был для него «одним из многих»?

Неужели дело лишь в том, что Сталину доставляло удовольствие то, что он «сломал» корифея еще дореволюционной науки, человека, чьи научные заслуги признаны на Западе? Ни ученого-естественника, достижения которого всем очевидны, а гуманитария, который обязан был прозреть. Признать, что марксизм-ленинизм – единственно верное учение. Признать и принять.

Да, это наверняка нравилось Сталину. Только ведь Тарле не один такой, а выделил особо вождь именно его. Повторю свое соображение. Сталин увидел то, что отличало Тарле от других маститых историков. Стиль. Способность сочетать научность с публицистикой. Яркость. Вот что привлекло его внимание.

«Наполеона» Сталин изучил внимательнейшим образом, сделал массу пометок. Разумеется, такой исторический персонаж, как Наполеон, не мог не импонировать Сталину. Здесь и объяснять ничего не надо. Хотя бы потому, что Наполеон покончил с революцией, а Сталин – с революционерами.

Книга вождю очень понравилась. Но! В 1937-м в центральных изданиях, «Правде», «Известиях», вдруг началась мощная кампания. Против Тарле и его «Наполеона». И ученый обратился к Сталину. Тот немедленно отреагировал. В тех же изданиях появились «опровержения», хвалебные отзывы и прочее. Соглашусь с историками, которые считают, что обе кампании были срежиссированы Сталиным. Его иезуитский стиль.

В том же 1937-м Тарле вернули звание академика, однако до смерти Сталина он так и не был реабилитирован в рамках «Академического дела». «Игры разума». Понятно – чьего.

Сложная это тема – отношения Сталина и Тарле, заслуживает отдельного разговора. Я, пожалуй, ограничусь банальным: они были непростыми, и основания для суждений самого разного толка есть. Случайно или нет, но после выхода «Наполеона» и до смерти Сталина Тарле, внешне по крайней мере, выглядит как «обласканный властью» ученый. Для человека, не работавшего на «оборонку», для гуманитария, это довольно необычно. Почему, что, как? Все будет не утверждениями, а предположениями. В книге про образ Наполеона без них можно и обойтись.

«…Я вспомнил, как Евгений Викторович Тарле рассказывал о сомнениях, одолевавших его, когда он впервые брался за эту тему:

– Такие предшественники! Вальтер Скотт, Стендаль, Толстой… Было над чем задуматься. И все-таки, – после паузы добавил он, – я решился!» (из предисловия к книге Манфреда о Наполеоне).

«Альберт Захарович пришел через полчаса, и я передала ему просьбу дамы из издательства.

– О Наполеоне? – сказал он удивленно. – Так и сказала: о Наполеоне?

– Да. О Наполеоне. А что же тут странного?

– Нет, странного, конечно, ничего.

Видно было, что А. З. волнуется, он прошелся по комнате, сел за стол, задумался, потом сказал:

– О Наполеоне. Но я напишу, конечно, совсем не так, как Тарле» (из воспоминаний историка С. В. Оболенской о Манфреде).

Они сомневались, но они написали. Тарле и Манфред. Книги о Наполеоне. Долгое, очень долгое время эти два «Наполеона» – единственное, что могли прочитать советские люди об императоре. Если не пойти в библиотеку специально, конечно. Огромные тиражи, многочисленные переиздания. Доступно, а потому уже прекрасно.

…Альберту Захаровичу Манфреду, выдающемуся ученому, так и не дали звание академика. Даже члена-корреспондента. По воспоминаниям очевидцев, он сильно переживал из-за этого. Почему не дали? Здесь разговор придется вести о времени, а не о человеке. Как по мне, Манфред достоин почетного звания больше многих из тех, кто его получил.

И да, Манфред действительно написал «не так, как Тарле». У него получилось. Многолетняя коллега ученого, С. В. Оболенская, прекрасно объяснила «секрет успеха» Манфреда: «…Есть – и их очень немного – историки-художники. А. З. Манфред… относится именно к этой категории. Для историка-художника важно обладать не только склонностью к художественному осмыслению и изображению предмета исследования, но в какой-то степени и литературным талантом».