– За что? – уже догадываясь, спросил Сабуров.
– За то, что лезет, куда не надо. А старик до сих пор видеть не может, когда женщину ранят или убивают. Кричал, ногами топал и выгнал. А потом вызвал своего Шарапова и велел наградной лист принести. У него это все сразу делается.
Сабуров улыбнулся и почувствовал благодарность к Ремизову не столько за наградной лист, сколько за то, что он ругал Аню и топал на нее ногами.
Они дошли до развалин, около которых Сабурова схватили полчаса назад. Там по-прежнему сидел Григорович.
– Сабуров? – спросил он тихо.
– Да.
– Обратно идешь?
– Обратно.
Григорович придвинулся ближе и пожал руки Сабурову и Филипчуку. На голове у него белела повязка.
– Что это у тебя? – спросил Сабуров.
– Еще спрашиваешь. Рука-то у тебя как кувалда. Так меня пихнул, что весь лоб об камни раскровенил.
– Ну, прости, – извинился Сабуров.
– Бог простит. Между прочим, немцы до сих пор никак не успокоятся. Видишь, шарят по всему берегу.
Сабуров посмотрел вперед. На обрыве вспыхивали автоматные очереди.
– Придется всю дорогу ползти, – тихо сказал он Филипчуку.
– Хорошо, – ответил тот.
– Я пакет прямо за пазуху, вот сюда кладу, – на всякий случай предупредил Сабуров. Он взял руку Филипчука и дал ему пощупать пакет. – Чувствуете, где?
– Чувствую, – ответил Филипчук.
– Ну, ладно, поползли.
Для Сабурова, отличавшегося острой памятью, теперь берег был уже знаком. Он вспоминал одно за другим все бревна и обломки, за которыми можно было укрыться.