Ваганов. Николай Семенович!
Голубь. Ну?..
Ваганов. Я редко кого просил в жизни. Но вас очень прошу – не вынуждайте меня отдавать это письмо.
Голубь. А я не вынуждаю. Как хотите.
Ваганов. Вы что думаете, она от этого письма счастливей станет? Вы же знаете, что между ними все кончено. Все. И если она еще здесь, то все равно в душе она уже давно и бесповоротно ушла отсюда. Зачем же, кому нужны, кому принесут счастье эти воспоминания? Зачем вам нужно портить жизнь мне и ей? Да, ей!
Голубь. Когда Алексей Степанович уезжал, вы, Андрей Сергеевич, очень правильно высказались, что есть вещи, которые для советских людей должны быть выше всяких этих личных дел!
Ваганов. Да, сказал. Но когда я верю, что женщина будет со мной счастлива, я готов на все, чтобы это было так, а не иначе. Даже если она сама этого еще не понимает. Подумаешь, письмо! Я на что угодно готов ради ее покоя, ради нее!
Голубь. Ради нее? Да так ли это, Андрей Сергеевич? Я ведь вас, не скрою, за эгоиста считаю. А у эгоистов любовь, знаете ли, всегда ради себя любовь, а не ради кого-нибудь. Извольте видеть, бы, по вашим словам, на все готовы ради любви, даже, извините, на некрасивые поступки. А по моему мнению, некрасивых поступков любовью не оправдывают. По-моему, так.
Ваганов. По-вашему так, а по-моему – иначе. И что б вы ни говорили, – а по-своему я прав!
Голубь. Бывает и так: человек по-своему прав, а по-моему – подлец!
Ваганов
Голубь. Пока – не о вас. Пока – вообще.
Ваганов. А, да что вы во всем этом понимаете! Вы говорите мне прописные истины. А я вот – живой человек, третий месяц почти каждый день хожу сюда. Прихожу и ухожу, ухожу от женщины, без которой мой дом пуст, а моя жизнь несчастна. Я люблю ее. А вы, вы даже не знаете, что это такое!
Голубь
Ваганов. Война! Не слишком ли громко сказано?
Голубь. Война или не война, а людей-то там убивают – это вы понимаете?
Катя
Голубь
Катя
Голубь. Выяснили, что в общем жизнь – штука не простая. Андрей Сергеевич тоже так считает.