Оля. А если я тебе не верю?
Синицын. Как угодно! Мне надоело выслушивать грубости сначала от него, теперь от тебя. Лучше я пойду.
Оля. Как хочешь.
Синицын. Как я хочу? Я не хочу, чтобы здесь околачивался человек, который годится тебе в отцы и читает мне проповеди только на том основании, что я остаюсь, а он уезжает и не может сделать то, чего он хочет!
Оля. А чего он хочет?
Синицын. Остаться в этом доме хозяином – вот чего он хочет. «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним».
Оля. Что еще?
Синицын. Как ты со мной говоришь? Ты, наверно, сама себя не слышишь! Всего десять дней назад, когда он еще не приезжал…
Оля. По-моему, все самое главное я тебе сказала, когда он еще не приезжал.
Синицын. Все это настолько нелепо, что я просто не могу этому поверить. Понимаешь – не могу. И не хочу. И не пугаю тебя, я просто хочу, чтоб ты поняла: если я сейчас уйду, я уйду совсем, навсегда. Ты понимаешь это?
Оля. Да, понимаю. Но что я, по-твоему, должна теперь сделать? Просить тебя остаться? Броситься тебе на шею? Выйти за тебя замуж? Пусть я, по-твоему, дура, но я же тебя не люблю. И ты это знаешь. Чего же ты ждешь от меня?
Синицын. С этой минуты – ровно ничего.
Вася. Добрый вечер. Дмитрий Иванович у себя?
Оля. Уехал в наркомат.
Вася. Как уехал? На чем уехал?
Оля. Не знаю. На машине, наверное.
Вася. На какой машине, когда я на машине?
Оля. Как, он пошел пешком? Со своей ногой?
Вася. В наркомат… Значит, чуяло его сердце. Пожелаю вам всего доброго.
Оля. Куда вы?