– Если бы не ваши танкисты, товарищ капитан, не взять бы нам этой высоты! – убежденно сказал красноармеец.
Вспомнив при этих словах полуживого Михеева, Климович чуть не сказал в ответ то, что было у него на душе: что Михеев со своим экипажем напрасно сгорел из-за плохих действий пехоты.
– Ладно, после победы сочтемся, – удержавшись, сказал он вместо этого.
– Конечно, – с достоинством ответил красноармеец. Он был чем-то похож на Михеева, такой же рослый, сильный, спокойный, знающий себе цену.
– Скажите, товарищ капитан, – спросил красноармеец, – неужели правда, что мы с Гитлером пакт подписали?
– Кто это вам сказал?
– Говорят, сегодня по радио передавали.
– Что за пакт?
– О ненападении.
– Не знаю. Врут, наверное, – сказал Климович и прошел в блиндаж.
У входа, на полу, пристроился телефонист, а в дальнем углу сидел незнакомый майор и, сгорбившись, что-то писал. Перед ним стояла наполовину оплывшая свечка, а с двух сторон возле локтей – две тонкие жестяные подставки с вдетыми в них, тлевшими с одного конца зелеными спиральками – трофейным японский средством от комаров.
– Здравия желаю! – сказал Климович, входя.
– Здравствуйте.
Незнакомый майор повернул голову, близоруко сощурился, попытался разглядеть Климовича, но, так и не разглядев, отвернулся и продолжал писать.
Климович прошелся несколько раз по блиндажу и сел у стены напротив майора.
Пилотка на голове у майора сидела нескладно, вкось, и лицо у него было некрасивое, худое, с длинным носом. Писал он быстро и мелко, большим черным автоматическим пером, крепко зажатым в худых пальцах, и при этом так низко нагибался, что казалось, водил своим длинным носом по бумаге. Петлицы, как теперь разглядел Климович, у него были темно-золеные, не то докторские, не то интендантские.
– Курить хотите? У меня «Борцы» есть, – сказал майор, не отрываясь от писания.
– Давайте, если есть, – охотно отозвался Климович. «Борцы» были самые хорошие из всех папирос, попадавших на фронт.
Майор, продолжая писать, молча вытащил из кармана коробку папирос и положил рядом со свечкой. Так, не разгибаясь, он писал еще минут пять, потом завинтил перо, надел лежавшие перед ним на столе очки и стал бесцеремонно разглядывать Климовича.
Интендант второго ранга Лопатин уже седьмые сутки, с первого дня наступления, почти безотлучно находился в 117-м стрелковом полку, отсылая свои статейки в газету с приезжавшей каждый вечер редакционной «эмкой».