Психопатология обыденной жизни

22
18
20
22
24
26
28
30

120

 Затем в ходе обсуждения детали тогдашнего первого визита обычно всплывают в памяти и осознаются.

121

 Для многих случайных событий, которые вслед за Т. Фишером мы причислили к «заговору вещей», я предложил бы сходные объяснения.

122

 Этот и следующий абзацы добавлены в 1917 г.

123

 Добавлено в 1910 г.

124

 Добавлено в 1917 г.

125

 Этот пример и следующий добавлены в 1917 г.

126

Имеется в виду Вильгельм Флис (1858–1928) – берлинский отоларинголог. В 1887–1901 гг. поддерживал с Фрейдом тесные дружеские отношения. Сыграл весьма важную роль в тяжелый период его жизни – период изоляции и самоанализа.

127

Отрицание (Verneinung) – проявление вытесненного психического материала у индивида, отрицающего, что это его собственные бессознательные желания, мысли или переживания, и все же продолжающего искать от них защиту.

128

 Когда у какого-то человека осведомляются, не заразился ли он десять-пятнадцать лет назад сифилисом, при этом легко забывают, что спрошенный относится к этой болезни психологически совсем иначе, чем, скажем, к острому ревматизму. В анамнезах, которые родители сообщают о своих страдающих неврозом дочерях, вряд ли можно хоть сколько-нибудь доказательно отделить долю забытого от доли скрываемого, потому что все, стоящее на пути замужества дочери, родителями систематически изгонялось из памяти, то есть вытеснялось. (Дополнение 1910 г.). Один мужчина, который совсем недавно потерял из-за воспаления легких любимую жену, сообщает мне о следующем случае введения в заблуждение с помощью медицинской информации, объяснимой таким забыванием: «Когда после многих недель плеврит моей жены все еще не хотел ее отпускать, консультантом был приглашен д-р П. При получении анамнеза он стал задавать обычные вопросы, среди прочих такой: не было ли в семье моей жены легочных заболеваний? Та ответила отрицательно, и я тоже не вспомнил ничего такого в своей семье. При проводах д-р П. завел разговор, как бы случайно, о желательности прогулок, и моя жена заявляет: «Обязательно, даже до Лангерсдорфа, где в могиле лежит мой бедный брат, а прогулка туда – далекое путешествие». Этот брат умер около пятнадцати лет назад после многолетних мучений от туберкулеза. Жена его очень любила и часто рассказывала о нем. Более того, мне вдруг пришло в голову, что в свое время, когда у нее было диагностировано заболевание плевритом, она весьма озабоченно и меланхолично высказалась: «Еще мой брат умер от легочной болезни». А теперь воспоминание об этом было настолько вытеснено, что даже после ранее приведенной фразы о прогулке по Л. у нее не возникло побуждения исправить свою информацию о семейных недугах. У меня же самого забывание окончилось в тот самый момент, когда она говорила о Лангерсдорфе. (Дополнение 1912 г.). О совершенно аналогичной ситуации рассказывает Э. Джонс в уже не раз упоминавшейся здесь работе. Некий врач, чья жена страдала от диагностически неустановленной болезни низа живота, заметил, как бы утешая ее: «Ведь хорошо, что в твоей семье не было случаев туберкулеза». Жена ответила крайне неожиданно: «Ты разве забыл, что моя матушка умерла от туберкулеза, а сестра оправилась от заболевания только тогда, когда его ликвидировали врачи?»

129

 В те дни, когда я работал над написанием этих страниц, со мной произошел следующий, почти невероятный случай забывания: просматривая 1 января свою книгу приема больных, чтобы получить возможность разослать счета за мои гонорары, я натолкнулся по ходу этого в июньских пометках на фамилию М…ль и не сумел вспомнить ни одного человека, носящего ее. Мое недоумение заметно возросло, когда, перелистывая записи дальше, замечаю, что с этим больным я имел дело в санатории и посещал его на протяжении недели каждый день. Больного, которым занимаешься подобным образом, врач не забывает через каких-то шесть месяцев. Я спрашиваю себя, кем он был – мужчиной, паралитиком или просто его случай не вызывал интереса? Наконец, при виде пометки о получении гонорара мне приходят на ум все те сведения, которые память должна была извлечь. М…ль оказалась четырнадцатилетней девочкой, а ее случай – самым примечательным за последние годы, который послужил мне серьезным уроком и который я вряд ли когда-нибудь забуду, ведь его исход доставил мне немало неприятных часов. Девочка заболела не вызывающей сомнения истерией, которая под влиянием моих усилий быстро и основательно ослабевала. После этого улучшения родители забрали ребенка у меня; кроме того, она жаловалась на боли в животе, они играли главную роль в картине истерических симптомов. Два месяца спустя девочка умерла от саркомы желез в нижней части живота. Истерия, к которой она была, кроме всего прочего, еще и предрасположена, воспользовалась образованием опухоли как провоцирующей ее причиной, а я, будучи скован броскими, но безобидными проявлениями истерии, проглядел, скорее всего, первые признаки подкрадывающегося и неизлечимого недуга.