«Ну совсем как Вавилонская Башня», — с восхищением произнес Жиголо. Арио, заботясь о своем престиже, хладнокровно украсил свое гастрономическое произведение толстым слоем горчицы. Его челюсти открылись и заглотили бутерброд. Твердый сухой хлеб потребовал шумного и продолжительного пережевывания.
«Лучше консервов в любом случае», — сказал Арио с набитым ртом, и запил еду чаем апельсинного цвета.
Все рты вокруг сверкали от жира, напоминая мне каннибалов, собравшихся вокруг котелка. Ноги едоков были перемешаны, как ноги пассажиров в переполненном купе. Время от времени Арио подтверждал свое удовольствие громким рыганьем. По кругу ходила бутылка яблочного сока.
Один или двое встали готовиться к заступлению на вахту и исчезли в корме. Через несколько минут дверь в переборке открылась и вошел рыжеволосый машинист по имени Маркус. Его сине-белая полосатая шерстяная фуфайка делала его похожим на циркового борца из девятнадцатого века. Он как пьяный покрутился туда-сюда, прежде чем свалиться в просвет между остальными. Жуя, он объявил, что футбольный клуб «ХЕРТА» проиграл. «Это недавно передали по радио. Их и в самом деле разбили в пух и прах. Пять-ноль, а до перерыва три-ноль. Это исключает их из полуфинала».
«Ты нас обманываешь!»
«Я не стал бы шутить о таких вещах».
Футбольный клуб «ХЕРТА» проиграл. Сразу же шторм, который трепал нас, стал малозначащим.
Новость возбудила оживленные дебаты. «Футбольный клуб «ХЕРТА», боже милостивый!» — «Даже ни одного утешительного ответного гола — да от этого впору зарыдать…»
«Это их поставит на место. «ХЕРТА» всегда не в свои сани садилась».
Спустя четверть часа, когда предмет разговора был обсосан досуха, Арио поделился с кружком слушателей, что Бенджамин лелеет мысли о женитьбе. Дикие вопли приветствовали это объявление. Маленького Манчу забросали вопросами со всех сторон.
«Он — женится?» — «Ты наверное с ума сошел — тебя надо посадить в обезьянник и спарить с шимпанзе» — «Бедная корова, она наверняка в трудном положении».
Чувства Бенджамина были столь уязвлены, что Арио потребовалось применить всю силу своего убеждения, чтобы успокоить его. В конце концов он был настолько умиротворен, что прошел к своему рундуку и вернулся с потрепанным бумажником, в котором была целая подборка фотографий вышеупомянутой дамы. Жиголо жадно схватил их, сопровождая каждую подходящим комментарием: «Парни, вот это шасси! — О мамочка, ты никогда не говорила мне, что это будет так! — Однажды придет мой принц! — Разложи меня и сделай это снова!» В конце концов он обернулся к Бенджамину с поддельным восхищением и сказал: «Ты хочешь сказать, что ты действительно уложил этот усталый старый мешок?» Но Бенджамин не слушал — он тщетно пытался вернуть себе свои сокровища. Вдобавок к всеобщей неразберихе перевернулся чайник. Палуба превратилась в хаос мокрого хлеба, нарезанной колбасы, банок с сардинами, пинающихся ног и вслепую хватающихся рук. Суматоха не улеглась, пока не послышался грозный рык из койки старшего торпедиста Хакера, «президента» носового отсека.
Хотя он вернул себе все свои фотографии, Бенджамин все еще прыгал как сумасшедший — или скорее, изображал это. У меня было впечатление, что он тайно наслаждался суматохой.
Следующие пять минут преобладали звуки процесса еды, затем в приглушенном красном свете возник Швалле и начал копаться в своем рундуке. На свет появились несколько бутылок.
«Что-то ищешь?» — осведомился Факлер со своей койки.
«Свой крем для лица».
Начиналось всеобщее и неограниченное веселье. «Как это мило!»
«Не забудь выщипать себе брови, дорогая!» — «Перестань, Швалле, у меня возникают кое-какие мысли в отношении тебя!»
Швалле сердито повернулся ко всем шутникам. «Грязные содомиты! Вы не знаете значения слова гигиена».
«Отлично, продолжай!» — «Ты, верно, обнаружил у себя сегодня внутренности?» — «Шестинедельная грязь и сверху слой мази — очень гигиенично, скажу я вам!» — «Послушайте, кто там говорит! Намазывает всю эту штуку на свое лицо и позволяет своему члену сгнить на корню!»