Говоря это, Эмма вошла в покой, в коем темно было от дыма. Около шести мужчин в довольно разнообразных неухоженных костюмах, застигнутые врасплох неожиданным посещением женщины, отступили в глубь, больше, может, смешанные, чем Эмма, беспорядком холостяцкого жилья. Первый раз в жизни достойная сестра милосердия заглянула в подобное жилище; хотела сесть на канапе, но попала на пару огромных ботинок, а, подвинувшись дальше, села на револьвер, вскочив с которого, уже, видя, что места не найдёт, схватилась за стул, со стула градом посыпались на пол пули.
– Нет ли у вас тут, куда сесть? – спросила она.
Млот, смеясь, принёс ей один свободный стульчик, на котором только она вздохнула.
– Здесь пан Кароль? – спросила она. – Потому что за дымом я ничего не вижу.
– Я стою рядом с вами, – отозвался голос сзади.
Она бы его не узнала, потому что у него в эти минуты были седые бакенбарды и парик.
– Что пани прикажет?
– Подойди-ка, скажу тебе что-то.
Он приблизился, и Эмма шепнула ему на ухо:
– Знаешь, знаешь, ведь Ядвига обезумела, собирается с вами на восстание маркитанткой, что ли? Смилуйтесь, отговорите её от этого, выбейте из головы безумство, потому что, клянусь Богом, как говорит, так сделает.
– Но этого быть не может! – сказал Кароль.
– А я тебе говорю, что есть.
Млот, который стоял в стороне, поднял кверху руки с криком:
– Вот это женщина! Это героиня! Встать на колени!
– Молчал бы, – отвечала Эмма, – никому ничего из того не придёт, когда бедная девочка погибнет.
– Дорогая пани, – отпарировал Млот, – родина ничьей жертвы не отвергает; если бы мы все начали друг другу объяснять, что не намного бы пригодились, никто бы не пошёл, и в расчёте.
– Но, ради Бога, на что же она там пригодится?
– Заметь только, пани, – произнёс Млот – если бы она ничего больше не делала, только стояла и смотрела, как мы будем биться, то уж от желания порисоваться перед такой красивой панной каждый бы должен яростней с русским сражаться.
– Эх, ты баламут, – сказала Эмма, похлопывая ему по рукам, – тут не время шутить.
– Ну, тогда поговорим серьёзно, – сказал Млот, – кто имеет мужество и дух, мужчина или женщина, должны идти, потому что это влиять будет на других, потому что сердца разогреются, потому что своей отвагой добавят мужества. Нет для нас никого лишнего; у кого сердце бьётся, пусть идёт, пусть будут толпы, пусть будут тысячи, мириады, никогда слишком…