Так, в стальных накидках и налобниках шли румаки и фыркали, чувствуя бой, потому что солдатский конь загорался, как и он, в битве, и не раз кусал неприятельского, когда подбегал.
Столько различных доспехов было, почти как людей, каждый одевался как хотел и мог, сам о своей безопасности заботясь, и копьё себе, но древка лёгкого и мощного, выбирал. Некоторые имели луки на спине и стрелы, иные по обеим сторонам седла – мечи простые и кривые. Щиты были плоские и рябые, железные и кожаные, не хуже их.
Для короля стояло несколько готовых коней. Шишака ещё не надевая, сел Ягайло, не глядя, на первого, что попался, и поехал.
Один из придворных нёс шлем, бегом, другой, Збигнев Чайка, – позолоченное королевское копьё.
В свите короля с малым панским флажком ехал Николай Моравиц из Конужовки Повала. Остались при нём Земовит Мазовецкий, муж сестры, князь Федко и Сигизмунд Корыбут, племянники, подканцлер Николай, Збышек из Олесницы Дубно, Ян Мужик, чех Жолава и много коморников.
Витольда уже нельзя было удержать, так как, сменяя коней, он неустанно объезжал строй.
Ему и многим другим казалось всё потерянным; войску ещё не дали сигнал, король тянулся, и в любую минуту крестоносцы могли ударить; Ягайло, между тем, ехал на холм, откуда всю область, занятую войсками, видно было достаточно хорошо. Справа застряли у зарослей разноцветные литовские и русские хоруговки, которые были выдвинуты вперёд больше других.
По лицам панов рады и Зиндрама Машковского было видно, как тревожились задержкой; но Ягайлу ничем к поспешности склонить было нельзя. Он ехал медленно и как бы с равнодушием, уверенный в победе, со временем вовсе не считаясь. Всё больше ударяли ему в уши срочные просьбы командующих: казалось, он их не слышит.
Когда это происходило, хоругвь, сложенная из трёхсот наёмных чехов, стояла, передвинутая в тыл. Тут, как раз за нею, держались под стражей тевтонские пленные, между которыми Брохоцкий приказал поместить Офку, а за нею пошёл ксендз Ян. Оттого что девушке добавили для стражи старого солдата, у которого под Дубровном была раздавлена камнем рука, пущенным со стен, ксендз Ян, который не мог, не хотел теперь её упрекать, поглядывая издали на готовящееся войско, горячо начал молиться. Его глаза от этого зрелища подготовки к битве оторваться не могли. Во всём лагере, казалось, господствовал один дух: рвался солдат, стремились нетерпеливо кони, а ветер, дующий с тыла, хоругви направлял вперёд, как бы ими указывал дорогу к походу.
Королевские трубачи стояли готовые, держа у рта свои трубы, а знака не давали. Из лагеря крестоносцев также ничего не было слышно, кроме хруста доспехов и ржания коней.
Старый солдат с перевязанной рукой, который стерёг Офку, не в состоянии идти с другими, душой, по крайней мере, был с ними. Его глаза горели, он раскрыл уста и, опустившись на грязную колоду, пытался увидеть свою хоругвь, которую вынужден был оставить.
Он не особенно заботился об отданом под его надзор парне, ибо хорошо знал, что в такую минуту он бежать не сможет. Офка, пользуясь этим, давно уже разглядев, где те стояли, увидела чехов, хоругвь которых почти тут же ожидала. Она знала, что между ними были такие, которые обещали, что биться не будут. В её сердце эта сила врага, преимущество которого видела и чувствовала, пробуждала гнев, слезами бивший ключом из глаз. Он-то склонил её к опасному и смелому шагу, который с женской дерзостью она решила осуществить.
Командующий чехов, немного высунувшись вперёд, стоял неподалёку. Девушка осмотрелась и, убедившись, что за ней не следят, помчалась к нему.
Со своего коня военачальник с интересом посмотрел на слабого парня. Его лица из-под шлема было видно немного.
– Эй! – воскликнула Офка. – У вас будет хороший танец, милостивый господин. О! В самом деле! Нелёгкая это вещь второй подобный увидеть; на обеих сторонах вас, чехов, по меньшей мере равная сила, брат с братом будет сражаться и брат брата убьёт! Наслаждение смотреть на то, как резаться будете.
– А ты откуда это знаешь, худой птенец? – воскликнул чех.
– Разве не видите, что к пленникам принадлежу, что хоть тело моё тут, сердце моё там!
Она показала на крестоносцев.
– Я знаю, – добавила она, – знаю и то, что вы взяли золото и обещали, и клялись, что против креста биться не будете!
Военачальник задрожал и доспехи на нём заскрипели, казалось, что схватился за меч.