– Кто же тебе говорит, что мы будем сражаться? – сказал он тихо.
– А зачем же стоите в рядах, зачем в глазах врага их увеличиваете?
Смолчал он, опустивши голову, потом посмотрел на щебечущего парня.
– Откуда ты? – спросил он.
– Со двора великого магистра! – смело ответила девушка. – Орден мощный и сильный и сумеет отомстить за себя! А когда же вам легче уйти, если не в ту минуту, когда всё войско в рядах ожидает сигнала, когда никто вас погнать не посмеет, не сможет? Почему не воспользуетесь этим? Дорога свободна, уходите отсюда прочь! Идите, как дали слово!
Чех отскочил с конём в сторону к своим. Офка осталась на месте, смотрела только приказывающим взором. Казалось, что чехи совещались между собой, собралась их кучка и живо начали толковать. Один коня разворачивал назад, другой лез вперёд. Продолжалось это добрую минуту, когда Офка узрела, что чехи двигаются, не спрося никого, и тянутся украдкой назад.
Гордая тем, что ей казалось собственной работой, она скоро отскочила на прежнее место.
Действительно, эта горсть, сложенная из трёхсот человек, ещё перед тем, как дали сигнал, начала уходить и отбилась на несколько сотен шагов, когда подканцлер Николай заметил её в походе.
Догадываясь об измене, он подбежал как можно быстрей.
– Что вы делаете? Что это? Отступаете в момент битвы?
Командующий смешался.
– Нам деньги не выплатили! – крикнули некоторые.
– Это неправда, – с возмущением прервал ксендз Николай, – ложь и измена! Я знаю, что плату заранее вы получили на руку, но, подлые наёмники, вы отступаете перед опасностью. Если вы не получили денег, почему же не жаловались перед королём, перед нами? А лишь, когда собираются дать сигнал к бою, заячьи сердца в тыл вас несут. Идите, – добавил подканцлер с гневом, – от такого солдата ничего не зависит; но если вас догонят, то поголовно перережут как предателей, это будет справедливая плата за вашу подлость.
Удержанные этими словами, чехи остановились. Некоторые начали громко кричать и бросаться на командующего с обнажёнными мечами, другие хотели его защитить. Вся хоругвь смешалась и свернулась в клубок, который, минуту казалось, хотел начать между собой битву, пока большая её часть, на повернув коней назад, побежала в лагерь, а несколько самых упорных должны были следовать за большинством, хоть и без желания.
Подканцлер Николай также спешил к королю, хоть ни ему, и никому из окружающих о чехах говорить не хотел. Король в окружении панов ещё поглядывал с горы на боевой строй. На правом крыле у Витольда уже начиналось движение, в центре хоругви были ещё неподвижны, ждали окончательного сигнала.
В самом фронте шла большая хоругвь краковской земли, самая величайшая из всех и самым храбрым рыцарством окружённая, старый солдат, обученый, холодный и стойкий. Её вёл сам вождь всего войска,
Хоругвь для погони вёл пан Анджей из Брохоциц, в которой тоже были храбрые мужи и отборные отряды; далее шла придворная, также окружённая наилучшим рыцарством, потом Святого Георгия с таким же знаменем, как у тевтонцев, под которым шли чехи, Сокол и Сбиславек, но не те, что уходили в поля; за ними – хоругви земель и родов, ибо не было ни одного шляхетского герба, который бы не имел здесь своей хоругви.
В конце шла отборная дружина непримиримых Гневоша из Далевиц, краковского стольника, а было их всех пятьдесят богато оснащённых, пятьдесят первую вёл Сигизмунд Корыбут, сорок с лишним – Витольд со своими боярами.
На вид боевая линия, как лава людей, обложенных железом, щетинящаяся копьями, была грозной и казалась неисчерпаемой. Во всех сторонах, куда попадал взгляд, блестела сталь, хрустело железо, но людских голосов почти не было слышно; ропот, едва тихий, как молитва, носился над той толпой, сердце которой билось ожиданием.
Согласно рыцарскому обычаю, король, который уже сидел на коне, начал избранную молодёжь в рыцари опоясывать. Много их сбежалось и просилось этой чести, когда иные были сильно против всего обряда, ведущего за собой новую задержку. Не отбывалась также как в другие разы рыцарская церемония, а с великой поспешностью так, что едва король прикасался мечём, и было этого достаточно. Кто мог, тот уже надел пояс и спешил в шеренги, дабы его окрестить в бою.