Наставники Лавкрафта ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Видимо, считая, что он достиг немалого успеха, мальчик позволил себе немного поторговаться.

– Гораздо меньшую?

– Да, это всего лишь маленькая часть целого. Скажи мне… – о, я была так занята работой и говорила так небрежно! – не ты ли вчера днем, в холле… знаешь, там есть стол… не ты ли взял оттуда мое письмо?

XXIV

Я сосредоточилась на реакции мальчика, но в какой-то миг мое внимание было резко расколото – иного слова не подберу. Это был удар, сперва заставивший меня только вскочить и, не задумываясь, обнять ребенка, прижать к себе; чтобы не упасть, мне пришлось прислониться к первому попавшемуся предмету мебели, но чисто интуитивно я развернула Майлса спиной к окну. А там предстало перед нами в полный рост видение, с которым я уже имела дело здесь: Питер Квинт стоял снаружи, как часовой у стен тюрьмы. Потом он приблизился к окну, прижал бледное лицо к стеклу и пронзил комнату пылающим взглядом проклятого.

Решение я приняла мгновенно; эти слова лишь приблизительно передают состояние, в которое меня ввергло жуткое зрелище. Но я уверена, что ни к одной женщине после такого потрясения не вернулась бы так быстро способность действовать. Именно присутствие ужасного призрака дало мне понять, что я должна, видя то, что вижу, стоя к нему лицом, уберечь мальчика от контакта. Вдохновение свыше – иначе не скажешь – подсказало мне, что усилием воли, с помощью провидения, я смогу это сделать. Я как бы вступила в борьбу за спасение человеческой души от демона, и когда я искреннее порадовалась этой возможности, то ощутила, как бьется эта душа в моих дрожащих руках, рядом со мною, и увидела, как проступают прозрачные росинки пота на милом детском лбу. Лицо мальчика, прижавшегося щекой ко мне, было столь же бледно, как и физиономия за стеклом, и вдруг я услышала звуки, не слабые, но как бы идущие издалека, и мне показалось, будто на меня повеяло чудесным ароматом.

– Да… я взял его.

Со стоном радости я обняла его еще крепче, прижала к груди; я ощутила внезапную дрожь детского тела и лихорадочный ритм биения сердца, не сводя глаз с твари за окном. Фигура пошевелилась и сдвинулась с места. Если ранее я сравнила призрака с тюремщиком, теперь его медленное кружение больше напоминало о крадущемся, спугнутом звере. Однако мужество мое так возросло, что мне пришлось сдерживаться, чтобы скрыть душевное пламя. Между тем бледное лицо вновь замаячило за окном, негодяй явно вознамерился выждать и понаблюдать. Уже уверенная и в том, что могу теперь принять вызов, и в полном неведении ребенка, я смогла продолжить разговор:

– Зачем ты его взял?

– Посмотреть, что вы сказали обо мне.

– Ты вскрыл письмо?

– Да, вскрыл.

Я немного отстранилась от Майлса и убедилась, что насмешка исчезла из его взгляда – таково было сокрушительное действие смущения. Настоящим чудом было то, что, благодаря моему успеху, его чувства наконец закрылись для призраков и их общение прервалось: он знал, что видение где-то близко, но не знал какое и не подозревал, что я тоже способна их видеть и все знаю. И стоило ли сожалеть о пережитых волнениях, когда, обратившись к окну, я увидела, что воздух за ним чист, а значит – благодаря моим стараниям – источник влияния подавлен? Там было пусто. Я чувствовала, что победила и мне следует непременно довести дело до конца. Не скрывая своего ликования, я воскликнула:

– И ничего не нашел!

– Ничего, – он печально, задумчиво покачал головой.

– Ничего, ничего! – я почти кричала от радости.

– Ничего, ничего, – грустно повторил он.

Я поцеловала его влажный лоб.

– А что ты с ним сделал?

– Я его сжег.

– Сжег? – Нужно было спросить сейчас или никогда. – Не этим ли ты занимался в школе?