Пляска Бледных

Громкие стоны, тяжёлые вздохи, пряные запахи — чары слияния полнили помещение дыханием новой жизни, в которой рождалась страсть.

Под музыку флейты желаний и утробный органный хор комната стала меняться, а стены вокруг — оживать. Металлические сплетения золотого виноградного плюща у окна пришли в движение и медленно потянулись к людям, что горели в огне соития, разняли их, овили крепкой хваткой, лишая движения. Распяв их нагие тела, плющ оплетал их ноги, давил живот, стискивал шею.

Брат тихо вскрикнул, ощущая, как шипы перехватили его чресла, проникая острием в напряжённую плоть. Пронзая внутри и охватив снаружи, чудище заставляло мужа испытывать невыносимую боль, смешанную с наслаждением.

Маленькие стальные нити вторгались в древко, укрепляя его. Эта хватка напоминала ласки сестры и матери, и потому была столь приятной. И тем болезненнее были соки отравы, что проникали в юношу в том лобзании. Тяжело дышал он, чувствуя, как плющ разрывает его изнутри, проходя меж ног, насаживает на себя, замыкает уста. С каждым новым движением стальное растение проникало всё глубже, окропляя белыми и алыми соками самое себя. Растянув мужчину, что на дыбе, чудище терзало тело, сдирая молодую плоть в кровь, становясь всё крепче с каждым исторгнутым стоном. Распятый муж походил на зверя, чьё тело насадили на вертел. Пронизанный плющом, он впитывал его яды в себя, изнемогая в агонии, разбавленной вожделением.

Сестра его, прибитая к полу, пыталась сопротивляться, слабо дёргаясь, чтобы избежать слияния с чудищем, которое неумолимо пронзало её, связав, что тряпичную куклу, по рукам и ногам. Девушка силилась кричать, но растение заткнуло ей рот, войдя глубоко в глотку, так, что тонкая шея расширилась, а тело содрогалось в рвотных позывах. Груди девушки сковали шипы, пуская по её жилам отраву, прокалывая напряжённые сосцы. Раздвигая её бёдра и оплетая талию, плющ проникал в неё, заставляя исторгать тяжёлые стоны боли и потоки слез. Никогда раньше не знала она никого, кроме брата, и не допускала мыслей, что ласки могут оказаться столь мерзкими и вызывать лишь страдание и отвращение. И — хуже того, — она понимала, что ей это нравилось. Наблюдая за исказившимся лицом возлюбленного, она угадывала в его очах такое же чувство, осознавала, что он тоже наслаждался происходящим.

И лишь хозяйка дома, видимо, привычная к подобным играм, раскинулась на ложе, позволяя плющу всецело овладевать ею, сама с великой охотой отдаваясь ему. Она испытывала невозможное удовольствие. Ни один мужчина, не одна женщина никогда не дарили ей таких сильных и острых чувств. Плющ позволял ей направлять себя, управлять собой. Обуздав низменную страсть зверя, дама подчинила его. Листья у лона женщины смягчились, одаряя её негой, недоступной никому из людей. Охваченная страстью, она сплеталась с ним в объятьях, позволяя листьям целовать её, нежить, сходиться в единое целое. Раздался хруст костей и сдавленный стон. Близнецы забились в предсмертных конвульсиях, не выдержав соития со зверем. Ядовитое семя било фонтаном из обмякших тел, разрывая их в клочья, смешиваясь с грязной, пропитанной отравой кровью. Затем листья растения преобразились, обрастая шипами. С новой силой накинулись его путы на двух своих жертв, заглатывая их останки, растворяя в себе. Хозяйка дома наблюдала за происходящим, улыбаясь, отдаваясь тонким лианам слуги, вбирая сквозь его ветви новую жизнь.

Когда всё закончилось и чудище снова приняло вид плюща, устилающего собой стены особняка, женщина вышла в сад. Она направлялась к единственному живому дереву в этом царстве мёртвых цветов, на ветвях которого росли огромные жёлтые плоды. В сердцах этих плодов таились человеческие тела, готовые однажды родиться вновь. Девушка любовалась на новую ягоду в форме слезы. За покровом желтизны скрывался силуэт прекрасного мужа с девичьим ликом и пышной грудью. В его формах можно было угадать черты двух её недавних гостей. Приняв в себя всю дикую страсть прошлой жизни, не имея сил совладать с ней, они поглощены были своими же влечениями, и теперь стали единым целым, что однажды породится на свет. Когда придёт время, она примет этого нового гостя к себе, и будет с ним как любимая, как жена, как сестра, как мать. Ведь именно благодаря ей столь дивное, сильное и прекрасное существо придёт в этот мир.

Затем женщина прошла дальше, к сердцу своего сада, где высилось огромное распятие, овитое путами железных роз. Нельзя было разобрать маски человека, что висел на кресте, равно как и линий его стана, ибо оно было укрыто лохмотьями жёлтых тканей, и сложно понять, муж то был или дева. Раскинув руки, истощённые временем и палящим солнцем, обмякшее тело было намертво пригвождено к месту своих похорон, и лишь ветер, трепавший останки одежд, изредка создавал иллюзию жизни в этом существе. Плющи роз и винограда столь крепко впились в него, что казалось, будто они произрастают из дряблой плоти и сами являются ею.

Опустившись к ногам покойника, женщина обняла крест, склонилась в низком поклоне, исполненная счастья и благодарности. Распятое существо — её господин, а она всего лишь мать, исполняющая волю создателя. День за днём полнится её сад новыми плодами, из которых однажды родятся люди, готовые для нового, лучшего мира. А пока — наступала ночь, и звёзды в небе расступались на свои места. Под хор обнажённых детей, что спускались белыми силуэтами из облаков в окружении матерей-гиад, на кафедру падал занавес, оглашая конец спектакля.

Покачав головой, я отстранила юношу, выдохнула, поднялась. Время завершать начатое.

Я извлекла стеклянный сосуд из внутреннего кармана куртки, легко встряхнула, откупорила пробку. Сперма, смешанная с мочой и потом, потянулась ко мне тонкими струйками. Люди вокруг задрожали, вжались в сиденья, не желая расставаться с тем, что им так дорого — но какая разница, их грехи бесконечны, создадут ещё.

Постояв так какое-то время, дав флакону наполниться, я спокойно перевела дух: дело сделано. Можно покидать это место. Надеюсь, больше сюда не вернусь. Сестра-сестра, мы оба знаем, с чем играемся. Надеюсь, ты уверена в своих действиях. Мы обе видим наших врагов, и нам известно, что их сила в обмане. Но там, где любовь заменяют влечением, открываются врата в бездну. И эти врата открыты. Зверь выпущен наружу, и нам придётся приложить все усилия, чтобы остановить его. Наши союзники пока слишком слабы, и в текущей ситуации нужно полагаться только на нас самих. Нам ещё не верят, а когда одумаются — будет слишком поздно.

Ад грядёт, и его оружие — любовь.

Действие седьмое. Первая молитва

Места действия: Замок Благой Смерти; её квартира на Сумской; дом Соламит на Пушкинской; улицы Пыльного Города Действующие лица: Клаус Фюрст (граф) Благая Смерть Соламит (подруга Клауса)

Где шестеро слуг возносят мольбу Владычице, там над замком сияет луна, а на парапетах цветут синие розы. Застывшие исполины-горгульи смиренно ждут своего часа, взирая тяжёлым взором на пустынный Некрополь, а в часовне беснуются в экстазе послушники, предвкушая приход правительницы. Раз в сотню лет этот замок появляется на склоне холма, чтобы распахнуть свои врата, впуская колесницу старого возничего в сером плаще и с косой через плечо. И раз в сотню лет в мире находится — смельчак ли, безумец, — который отправляется в обитель зла, чтобы уничтожить источник кошмаров.

Граф и его Королева встретили рассвет на балконе их личного замка. Нагие и чистые друг перед другом, они сплелись в объятиях и почивали под покровом своих одежд. Холодные касания Благой Смерти впитывали пламя души её избранника, забирая последние соки жизни, даря ему иной мир, иной свет. Старый Пёс мирно спал рядом в тени, скрывшись в развалинах комнаты с полуобвалившейся крышей.

Принцессы и принцы, графини и герцоги, весь сонм пирующих духов тихо покоился под сенью руин, дожидаясь следующей ночи, новой встречи в банкетном зале.

Жёлтая звезда жаркого солнца гладила влюблённых лёгкими лучами лиловой зари, неприятно обжигала плоть, слепила веки, гнала прочь.

Сказка начинается там, где романтизм сплетается с реализмом. Они были слишком светлы для реального мира, потому он подарил паре иную историю, со счастливым концом. Плоха та басня, которая завершается словами «они жили долго и счастливо».

Влюблённые не ведали, доколе им жить, потому правильный финал: «и пребывали они во счастье». А долго ли, коротко ли — не имеет значения, потому что счастье не имеет длины. Оно просто есть.