Соламит проскользнула внутрь, погружаясь в полумрак помещения — и тут же зашлась диким кашлем, а глаза её заслезились: повсюду стоял едкий туман. Стоило всего на одну ночь покинуть квартиру, и дымовой завесе могут позавидовать уже даже печи Дахау.
Да что там завидовать — меж пальцев юноши всё ещё тлела сигарета, которую он даже не прятал, хотя и знал, что девушке это неприятно.
— Я последнюю, — он виновато улыбнулся, стряхивая пепел в урну у двери.
— Сигу или пачку? — прикрыв рукой рот, прошептала Соламит, пробираясь к ближайшему окну.
Дима не ответил, продолжая курить, наблюдая за своей благоверной. Блаженно выдохнул, скидывая пропитавшуюся потом рубашку: при такой жаре одежда ни к чему.
Девушка стояла на балконе, опираясь на перекладину, смотря в глубь квартиры. Пропитавшаяся пеплом и серостью кухня, паутина под потолком, грязная кастрюля на плите, плесень в вентиляционной шахте и аромат голодных сороковых из полураскрытых шкафчиков на полу.
Её парень тем временем скрылся в ванной, и вскоре, умывшийся и бодрый, уже копался в холодильнике.
— Молоко будешь? — бросил он из-за синей двери старого «Днепра».
— Разве что чёрное, — грустно усмехнулась Соламит.
— А это уже ближе к вечеру, — ответил Дима, наполнив стакан и досыпав в него растворимого какао.
Сел за стол, закинув ногу за ногу, извлёк из кармана джинсов пачку «Прилук», а следом — новую сигарету. Щелчок, затяжка — и воздух пронизан горечью сожжённых тел.
Соламит закатила глаза, ища внутреннее спокойствие. Сегодня всё должно быть по-другому. Должно. По крайней мере, ей очень хотелось надеяться на это. Слишком хорошо она знала этого человека, чтобы понимать: шансы велики.
А вообще это грустно.
Только посмотрите на него: один из величайших умов страны, третий разряд по шахматам, пять научных работ, публикации за границей, его хотели взять в Гарвард, а он — что он. Выбрал девушку, «сталинку» и шаражки на фрилансе. Великие знания налагают великую боль, и её парень — эталонный пример. Он искал этой боли, как избавления от ответственности, хотел страдания, как заменитель действительно тяжёлого бытия — и сам пустил свою жизнь под откос.
Стряхивая пепел в чашку, он искоса смотрел на ту, что выбрал себе в невесты.
Ему нравились худые, и он совершенно не хотел мириться с мыслью, что у его возлюбленной так много лишней плоти на её и без того широких костях.
Пять сотен грамм хлеба, сто грамм мяса, столько же сыра и сала — это паёк элитных советских военнопленных при власти Центральной наступательной группы. Ровно столько килокалорий хватало, чтобы поддерживать жизнедеятельность организма в условии отсутствия каких-либо изнурительных работ. И если русским солдатам этот рацион позволял просто продлить существование, то Соламит, не отягощённой проблемами службы и заработка, требовать больше — стыдно.
Сам Дима питался отдельно, в закусочных и кафе. Ей же денег выделял только на транспорт и строго контролировал, чтобы не съела лишнего.
Почти все финансы уходили на аренду квартиры, тренажёрный зал, сигареты, какао и пропитание: за собой-то он следил, что надо. Крепкие мускулы, свежее бритое лицо, почти идеальный торс олимпийца, подчёркнутый выцветшими брюками, которые едва держались на его широкой талии. Будь Геракл геем, он бы однозначно взял этого юношу в свои любовники: зад у него крепкий, сам — уважает силу и чтит героев. Истинный ариец, они бы сошлись.
Но нет, никакого сына богов поблизости не нашлось, а возможные кандидаты могли похвастаться лишь одним подвигом, и тот про ассенизацию ближайших сортиров.