Кончилось время неразделённой любви к ложным ожиданиям. Теперь здесь только они — двое бедных людей, что поставили на карту всё ради совместной жизни. И теперь они по-настоящему вместе. Он — слабый, почти истлевший, потерявший вкус к жизни и веру в лучшее. Она — некогда забитая и изнурённая, — теперь счастливая от того, что её оценили, её полюбили, в ней увидели настоящую личность.
Мрак их душ вторгся в квартиру вместе с табачным дымом.
В облаке туманов Соламит продолжала ласкать своего теперь лишённого всякой воли парня, отдаваясь свежим лучам нового ясного дня.
Действие девятое. Марево белого корабля
Советский ребёнок 60-х, которому папа однажды привёз пластинки из-за границы вечно загнивающего запада, становится отроком вечности. Он начинает задумываться, а так ли правая партия права, есть ли смысл в том, чтобы всё шло по плану, а если и да — то по какому. С течением времени он становится частью системы хаоса, выращенный на идеалах генералов песчаных карьеров, несущий в сердце романтику золотой лихорадки и твёрдые ритмы Владимира Семёновича, Булата Окуджавы, а позднее — Бориса Гребенщикова. Но никогда не покинет его сознания музыка, услышанная в детстве. Странный язык вражеской страны станет для него языком истины, языком чувств, подарит ему смысл и суть, которую он никогда не забудет. Избегая всякого дальнейшего образования, стремясь быть человеком из ниоткуда и зная, что «Билет в детство» ведёт на самом деле не в город, а на лужайку зелёных холмов, дитя перестанет верить чему либо, кроме своего собственного сердца, своих желаний.
Такой была бабушка Даниилы Авдея, которая к своим шестидесяти повидала почти все некогда шестнадцать социалистических республик, а ныне — независимых государств, вырастила сына, приняла участие во взращивании конопляного поля близ цыганского табора и, худо-бедно, но разжилась на собственную квартиру. Сейчас она жила отдельно от семьи — что ныне, что тогда, одиночество было её верным спутником, радовалась своей скромной пенсии и подачкам родных.
Из радостей жизни у неё были всё те же пластинки с Дэвидом Боуи, Pink Floyd, фантасмагоричным коллективом HP Lovecraft, названным в честь одного писателя 20-х, бессмертными Beatles, а еще любимая внучка, которая к ней захаживала на кружку доброго пива и косяк.
Родители Даниилы, зная темперамент беспокойной старухи, отпускали дочь к ней всё с меньшей охотой, что лишь способствовало сближению двух женщин потерянных времён.
Что до самой девушки — ей хотелось свободы. Сталкиваясь с вечным давлением со стороны семьи, неприязнью сверстниц и недалекими парнями, она понимала — ловить ей здесь нечего. То ли дело — закинуть ногу за ногу, прислониться к голой стене, слушать минорный голос Луи Армстронга и отдаваться дурману каннабиса.
В красных носках и белых брюках, лёгкой зелёной футболке, с тёмно-синими вьющимися кудрями, свежим округлым лицом и тёплым размытым взглядом таких же синих глаз, она часто сидела вот так на диване, полностью расслабившись и отдаваясь чарам, как ей казалось, неземных мелодий. Здесь она могла по-настоящему отдохнуть от всего, забыться и потеряться за гранью осязаемых миров, постигнуть невозможное счастье.
Упругие формы, округлая, полная грудь — Даниила пользовалась вниманием парней и не отвечала никому из них. Слишком скучные, слишком простые, да ещё и слишком уродливые, чтобы удостоиться её.
Лишь здесь, в светлой — всегда светлой — спальне в один диван, допотопный проигрыватель и полочку с пластинками, голые стены, стол и кресло, она могла расслабиться, быть собой.
Сама Авдея часто сидела кресле — дубовом, крепко сбитом, со съёмной подушкой и спинкой, — и курила — конечно же «Монте Карло», растворяясь в музыке, вспоминая мглистые пики царственных заоблачных гор.
Чёрная бархатная юбка до пят, старые чулки, аккуратный тёмный пиджак поверх такой же всегда глаженной белой рубашки и длинные седые волосы.
Высокий лоб, сухое вытянутое лицо, впалые скулы, волевой подбородок и добрый взгляд, подчёркнутый хитрой улыбкой тонких губ.
Тощие руки с длинными пальцами, сильные ноги с мощными стопами — она никогда не была слабой. Вёрткой — да, хитрой — естественно, чуткой и понимающей — редко, но никогда — слабой. Что по молодости, что сейчас — её называли Каменной Куницей, одинокой и вольной, знающей цену себе и своей жизни.
Даниила восхищалась своей бабушкой, мечтала стать похожей на неё. От неё она усвоила одно простое правило: самое главное в жизни — привлекать людей, не увлекаясь ими.
— Они должны любить тебя и восхищаться тобой. Тебе, впрочем, любить их и восхищаться ими не обязательно. Где бы ты ни была, будь своей, но своих людей выбирай осторожно, — говорила она, раскуривая траву и покачиваясь в такт заунывным напевам Белого Графа.
— Спи, с кем хочешь, бери, что нравится, но — не сближайся, не привязывайся.
Они часто говорили о парнях и девушках, о пиве и книгах, о музыке и веществах. После пятой-шестой кружки Авдея нередко вспоминала своих мужчин.