— Но так надо, так надо… Иначе они придут, — прошептал ее черный рот.
— Ух, и что же это такое? — ухмыльнулся кто-то позади меня.
— Ромеона, — взмолился я.
— Что за глупости! — свирепо прошипела она. — Ты бы лучше помолчал, Маго!
— Маго будет молчать, — извинился голос.
— Это всего лишь реклама шампанского, — сказала она.
Тень облегчения скользнула по вульгарному лицу.
— Это время, когда можно расслабиться, — пробормотала она. — Время, когда у людей кончается рабочий день. Время, когда можно улыбнуться в ожидании близкого вечернего отдыха и ночного сна, когда можно окончательно забыть дневные страхи, дневную ненависть.
Она проговорила эти слова, словно прочитала молитву, которую твердит деревенская нищенка, забившаяся в темный угол церкви.
— Дай отдохнуть своим рукам, мой друг, я больше не страдаю, и с улицы не доносятся опасные звуки.
Она лежала неподвижно, облаченная в свет умирающего вечера.
За оконными стеклами осторожно заколебались языки пламени. Я не знал тайны, которую скрывают эти окна, и Ромеона иногда пристально смотрела на них своими покрасневшими глазами, но сейчас она дремала, избавившись от страданий.
Свет распространился, закрыв пространство призрачной вуалью.
Мое сердце успокоилось. Я подарил ей свою улыбку, она тихо зашептала что-то, словно высказывая пожелания.
Меня разбудила Ромеона.
— Прислушайся, — сказала она.
— Кажется, это шум дождя, — сказал я. — Или это ветер, прилетевший с гор?
— Это люди, — возразила она.
Улица вскипала черной злобой.
Я почувствовал, как побледнело мое холодное лицо.