У пределов мрака

— Здесь достаточно для двух человек, но не больше, потому что я получаю этот состав из Франции, через одного из ассистентов профессора Дюпюйтрена.

Посетитель ничего не ответил, так как ночь уже поглотила его тень, и аптекарь успел заметить только взметнувшуюся, словно крыло летучей мыши, полу зеленого редингота.

Глава VIII

Корешок

Проснувшись, Эксхем решил отдохнуть несколько дней перед тем, как посетить Гейерштайн.

Зеркало над туалетным столиком показало ему — настолько откровенно, насколько это свойственно зеркалам, — что трудное путешествие оставило на его лице слишком заметные следы, чтобы он мог с блеском предстать перед юной благородной дамой.

Мейсен показался ему вполне миролюбивым городом, и ему захотелось спокойно побродить по нему.

Хайнц Лебеволь с удовольствием рассказал ему о самых примечательных местах, назвав собор, замок Альбрехта, центральную площадь с величественными старинными зданиями и несколько живописных мест на берегах Эльбы и ее притоков.

Первый день прошел спокойно, без каких-либо происшествий; Джон оказался во власти очарования, свойственного небольшим немецким городкам, которому трудно сопротивляться приезжему, впервые оказавшемуся в таких местах. Присутствие Эксхема в Мейсене немедленно стало объектом пересудов, прежде всего из-за его необычного вмешательства в происходившую на его глазах несправедливость. Он то и дело замечал занавески, отодвигавшиеся на окнах при его появлении, и возникавшие за стеклами любопытные физиономии.

Местные буржуа в куртках с накрахмаленными расшитыми воротничками всячески делали вид, что не замечают его, так как были возмущены оскорблением, нанесенным одному из них. Напротив, простые горожане относились к Джону весьма доброжелательно. Ученик кузнеца оставил меха, желая предупредить гостя, что ожидается хорошая погода, а сапожник приветствовал его, размахивая шапочкой до тех пор, пока не удостоверился, что его заметили.

На Хохштрассе ему повстречался Сидлер, срочно заинтересовавшийся спавшим на тротуаре щенком, а профессор Шпиесглас, с которым он столкнулся носом к носу на ступеньках ратуши, решительно отвернулся. В окне ратуши он заметил лицо помощника мэра Рора, моментально исчезнувшее, а один из стражников, арестовавших фрау Зорн накануне, украдкой огляделся, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, и отдал Эксхему честь.

Он пообедал в пустом зале таверны Лебеволя, где заметил, как встревоженно поглядывает на него трактирщик.

Преодолев смущение, Лебеволь все же подошел к Эксхему и поинтересовался, как долго гость собирается оставаться у него.

— Милорд, — сказал он, набравшись смелости, — вы же не захотите лишить куска хлеба человека, который должен постоянно трудиться, чтобы зарабатывать на жизнь?

— Разумеется, я не стану этого делать, — с удивлением ответил Джон.

— Благодарю вас, милорд, но дело в том, что этим человеком являюсь я, Хайнц Лебеволь, который потерял сына в битве при Ватерлоо. Позвольте мне быть с вами откровенным и сказать, что с того часа, как вы остановились в моей гостинице, никто из моих постоянных клиентов, за исключением генерала, ни разу не заглянул ко мне.

— Но я сбил парик только с одной головы, — сказал, улыбнувшись, Эксхем.

— Этого оказалось достаточно, чтобы все буржуа города ополчились на вас.

— Если так, то я постучусь в двери кого-нибудь из ваших коллег, например, в таверну «У оленей» или в «Дрезденский двор».

Лебеволь растерянно покачал головой.