Она засмеялась, и ее смех прозвучал оскорблением.
— Не знала я, что герой схватки у Лакедивских островов и отважный офицер Веллингтона может оказаться столь трогательно чувствительным.
— Потому что ваша осведомительная служба работает хуже, чем можно было надеяться, — ответил Джон.
— Не говорите так необдуманно, капитан Эксхем, вам скоро придется судить самого себя. Но хозяйка дома склоняется перед капризами своих гостей… рыцарей, приглашенных в гости… Каковым вы как раз и являетесь. Вы ждете извинений с моей стороны? Я готова извиниться перед вами!
— Поскольку вы должны были поговорить со мной о делах, — сказал Джон, подчеркнув слово «дела», — я сегодня остаюсь у вас. Конечно, я лавочник, как говорил герцог, а для лавочников дела прежде всего. Поэтому я завтра избавлю вас от обязанности принимать такого гостя, как я, и покину Гейерштайн.
— Как вам угодно, капитан!
Она открыла незаметную боковую дверь и оставила Джона в одиночестве в своем будуаре.
Рози и лилии… Любимые цветы Маргарет…
На стене висели рапира, теннисная ракетка и коньки…
В конце концов ему удалось добраться до розария.
Вечером он нашел Эрну фон Гейерштайн в столовой, где ужин подавал молчаливый Леонар.
Герцогиня поменяла лиловое платье на строгий черный костюм с высоким воротником; теперь она походила на строгую школьную учительницу.
Ужин был не слишком обильным, но вполне достойным: жареные цыплята, паштет, земляника со взбитыми сливками.
Как Эрна, так и ее гость явно страдали отсутствием аппетита, и Леонару пришлось отнести на кухню блюда, к которым никто так и не прикоснулся.
Джону понравилось вино, которым были наполнены старинные бокалы, несомненно, вино из виноградников Гейерштайна. Мысли Джона невольно вернулись в Гент, в небольшую комнату на улице Монне, где он в первый раз увидел портрет юной графини.
Леонар освободил стол и принес кофейник и великолепный сервиз саксонского фарфора, гордость мейсенских мастеров.
Ни одного слова не было произнесено за столом за весь ужин.
Смеркалось, и тени заполнили столовую. Леонар зажег свечи.
В мягком золотистом свете Эксхем видел, что на лице графини печаль сменялась беспокойством.
— Я жду сегодня своего поверенного в делах, советника Трюммеля из Дрездена, — сказала она наконец. — Не знаю, что могло задержать его, это человек крайне пунктуальный. Мне придется самой поговорить с вами о делах, капитан Эксхем.