После обеда прибирали солому, веяли зерно и тащили мякину на сеновал. Затем надо было ссыпать зерно в мешки и везти его в клеть. Это тоже делалось по строго установленной процедуре. Сперва зерно сыпали в большую окованную железом меру, а уже оттуда по мешкам. Каждая мера отмечалась палочкой в потрепанной записной книжке.
Когда на току было прибрано, хозяин говорил, сколько натаскать в овин на завтра. Постояльцы клали на колосники не больше, чем предстояло на следующий день обмолотить, растапливали печь. Тем временем хозяин с хозяйкой хлопотали в клети. В этих случаях никому не разрешалось туда и близко подходить. Однажды Тирлаук все же подсмотрел, что они там делают.
— Они прячут зерно, — сообщил он. — В клети остается только часть обмолота.
От этого никому легче не стало.
Если кто из постояльцев начинал слишком роптать и заикался об уходе, на лице отчаявшегося хозяина возникали морщины, казалось — сейчас он расплачется:
— Ой, милый человек, хорошо ли это будет? По мне, вы можете идти. Я ведь вас только по доброте своей держу. Но шуцманам не нравится, если кругом чересчур много людей болтается. Мой племянник частенько заглядывает ко мне, справляется, живут ли все чинно и мирно.
Этого было достаточно, чтобы никто никуда не уходил.
Лейнасара и Вилиса поместили в самом овине. По вечерам, когда все расходились, они должны были следить за тем, чтобы большая печь топилась, по крайней мере, до десяти или одиннадцати. Из огромной печи клубами валил дым, поднимавшийся к колосникам. Все помещение было полно едкого дыма. Его не было только над самым глинобитным полом. Чтобы дым не ел глаза, Лейнасар и Вилис передвигались ползком. Более или менее терпимо было в яме, у самого устья печи. Но тут опять же стояла такая жара, что приходилось скидывать рубаху.
— Теперь я понимаю, почему в народных песнях овин обычно сравнивают с адом, — жаловался Вилис, и от дыма по его закоптевшим щекам катились слезы.
— Да, мы попали в лапы к живодеру, — соглашался Лейнасар, страдавший не меньше Вилиса. — Единственная надежда на то, что нас скоро отсюда отзовут.
Но и эта надежда пока не сбывалась. Целую неделю ими никто не интересовался. 14 октября, все еще не привыкшие к ужасам овина, они узнали, что днем раньше немцы выгнаны из Риги. Об этом сообщил Тирлаук.
— И это все? — спросил Лейнасар.
— Разве мало?
— А надежды «курелисовцев» на волнения, а помощь иностранных держав? А все планы ЛЦС?
— Надо ждать. Все будет.
— Когда на горе рак свистнет! — вставил Вилис.
Падение Риги хозяина не удручило. Он продолжал распоряжаться. Наконец Тирлаук не стерпел:
— Разве не надо бы бросить всю эту ерунду и хоть добрый самогон сварить?
— Пока латыш шевелится и крышка на гробу еще не приколочена, он работает, — пропищал хозяин, не пускаясь в дальнейшие разговоры.
— Чужими руками! — крикнул ему вслед Тирлаук, но хозяин попросту не расслышал этого.
ebooksa