— Официальных сведений нет. Пока что только слухи. Но эти слухи в любой день могут подтвердиться. Вам тоже оставаться в городе нельзя. Вы оба попали в список разыскиваемых лиц. Лейнасар даже вместе с фотографией. Видимо, из-за того, что вы были в Скривери. Кто-то из «курелисовцев» донес на вас.
— Лодки к шведам ходят? — спросил Лейнасар.
Паэгле рассказал, что через несколько дней после отплытия «Гулбиса» связь со Швецией опять была потеряна. Люди переправляются кто как может. Доктор костит Лейнасара.
— За что же? — удивился Лейнасар.
— Доктор перебросил в Швецию Карнитиса. Два дня назад Карнитис вернулся. Шведам о «Гулбисе» все известно. О задержании Лейнасара тоже. Связь они прервали умышленно. Не надеются на код. Опасаются, что Лейнасар выдал его немцам.
— Сволочи!
— Карнитис привез новый код, но связи еще нет. Доктор приказал как можно скорее возобновить связь.
Паэгле посоветовал Вилису и Лейнасару еще этой ночью покинуть город и отправиться к родственникам Пиладзиене. Он подробно объяснил, как попасть туда, но посоветовал переночевать в лесу и уже днем разыскать усадьбу. Обо всем он, Паэгле, доложит Доктору.
По кочковатым убранным огородам и по задворкам Паэгле проводил Лейнасара и Вилиса до окраины. Затем скрылся в темноте.
— Всюду одна и та же канитель, — сердился Вилис.
— А кому пожалуешься? — ответил Лейнасар и ускорил шаг.
Взошла луна, и идти стало легче.
Родственники Пиладзиене были люди практичные. Они тоже пускали к себе на хутор приезжих, но не в таком количестве, чтоб те жили друг у друга на головах. Зато те, кого они пускали, сложа руки не сидели. Хозяин каждого приставлял к какому-нибудь делу. Когда выкопали картофель и убрали кормовую свеклу, для постояльцев началась барщина.
С обмолотом озимых задержались. Молотилка, которую ждали, так и не пришла. Но не погибать же урожаю! Об этом даже подумать страшно было. Весь урожай вовремя доставили в овин. В дровах недостатка не было. Немецкие солдаты за самогон еще в августе привезли хозяину «развалившийся» в море плот. Почти весь лес уже успели распилить, и все навесы и пристройки были забиты дровами.
Тирлауку дали тачку, и дрова из поленниц постепенно перевозились в овин. Туда же складывали необмолоченный хлеб.
Овин дымился беспрерывно. Еще с дедовских времен сохранилась часть цепов, часть смастерили теперь. Древние латыши вставали на молотьбу со вторыми петухами. Родственники Пиладзиене так строги не были. Но к пяти утра все уже должны были быть на месте. Затем тащили на ток насушенное в предыдущий день, и цепы начинали свою пляску.
Сам хозяин за цеп не брался. Тирлаук утверждал, что это из-за штанов. Никто не мог понять, на чем они все-таки держатся: обычно они сползали так низко, что большой бугристый живот закрывался лишь грязной рубахой. Казалось, стоит хозяину неудачно нагнуться, и он запутается в своих штанах. Тирлаук все надеялся на это. Хоть поиздеваться бы над кровопийцей. Но Тирлаук этого так и не дождался.
Хозяину почему-то никто не перечил, хотя он никогда даже не ругался, да и вообще не умел повышать голоса. Глотка, видимо, была не так устроена. Он только пищал, точно мышь, и когда что-нибудь делали не так, как ему хотелось, в писке его слышалось отчаяние. Голос становился слезливым.
Если кто-небрежно обращался с хлебом, старик пищал:
— Латыши, милые, что же это вы? Народ так бедует, так бедует, а вы последние крохи по ветру пустить хотите.
ebooksa